Мы шли к дому, и я слышала, как мягко касаются травы их туфли. Теперь, когда Бартоломео немного повзрослел, количество свежих ям на лужайке сократилось. Пса, казалось, больше интересовали еда и сон, а не попытки прорыть себе путь назад в Ад. Поппи назвала это «убийственным сном», неким ритуалом, который он должен был провести после того, как помог ей расправиться с полковником Мэйвезером. Перед нами высился Холодный Чертополох, очертаниями напоминая истощенного коня, темный и неприветливый даже в ярких солнечных лучах. Весенний свет, казалось, не коснулся этого сооружения, будто окутанного зимним саваном. При этом в доме, который сам по себе вызывал беспокойство и тревогу, покоя не было: у подъезда остановились сразу три упряжки лошадей, каждая из которых тянула богато отделанную карету. Чиджиоке бросился вперед, миссис Хайлам выпорхнула из парадной двери, спеша навстречу людям, выходящим из экипажей, – очередной партии злых грешных душ, жатве мистера Морнингсайда.

– Может быть, через боковую дверь, – сказала я, меняя направление.

Я не хотела видеть лица гостей. Было тяжело осознавать, что все они безвозвратно обречены.

Глава 7

И вот я сижу в холодном предрассветном мраке, пытаясь согреться скудным теплом печей. В кухне пахло странно… пусто. Обычно, когда я завтракала, меня окружали дразнящие ароматы свежих булочек и запеченного мяса, которое готовилось на ужин. Иногда Чиджиоке приносил из коптильни поднос со свиными желудками, пахнущими мускусом и дубовым дымом. Сегодня ничем таким не пахло – я не ощущала даже аромата бергамота от утреннего чая миссис Хайлам, чашечка которого обычно ждала меня, исходя паром.

Сегодня в кухне ничем таким не пахло. Комната была лишена не только ароматов – она была бесцветной. Туман в моей голове и в сердце сгущался; стены, столы и пол казались мертвыми и серыми. Я ждала в одиночестве, раздумывая, неужели Чиджиоке и Поппи встали раньше меня. Теперь у нас были гости – люди, которым нужно прислуживать. А значит, у всех стало больше работы.

Я ждала, что миссис Хайлам принесет мне еду. Она почти всегда появлялась сразу же, но сегодня… Это было очень странно. Куда все подевались? Что их так задержало?

Наконец я услышала знакомые быстрые шаги, и миссис Хайлам подошла к лестнице. Бесстрастное лицо, волосы, как всегда, аккуратно собраны в узел. Даже не взглянув на меня, она с грохотом поставила на стол огромный поднос. Он был полон мяса. Это был целый окорок, еще даже не тронутый. Я плохо разбираюсь в мясе, но даже мне было понятно, что это не свинина и не козлятина. И не баранина. Тогда что?

– Овсянки было бы достаточно, – сказала я, но она уже ушла, торопясь отнести в вестибюль чайный сервиз.

Мясо передо мной было единственным, что издавало запах – резкий и неприятный. Он напомнил мне запах серых скользких червей. В окороке торчал огромный нож, настоящий тесак, воткнутый довольно глубоко, до самой кости. Я взяла со стола вилку – она казалась игрушечной и совершенно не подходящей для того, чтобы справиться с таким чудовищным куском мяса.

В животе заурчало. Что-то заставило меня приступить к еде, хотя от мысли, что надо проглотить хотя бы немного, все внутри сжалось. Я отрезала кусок от этой огромной ноги. Мясо оказалось мягким, вялым, словно сырым. Я содрогнулась, а когда положила кусочек в рот, почувствовала, что по щеке катится слеза. Что со мной происходит? Я прожевала мясо. Вкус оказался отвратительным, как будто оно протухло. Я отрезала еще кусок и вдруг ощутила резкую боль в бедре.

Прожеванный кусок застрял в горле, а у меня не было даже чаю, чтобы проглотить эту гадость. По лицу градом катились слезы. Я попыталась съесть еще хоть кусочек, но поняла, что больше не могу.