На практике в школе милиции он хотел проявить себя с лучшей стороны, но удостоился только небрежного «Дитя войны», сказанного наставником с таким презрением, что Зиганшину стало тогда стыдно и за то, что воевал, и за свою горячность.

К выпуску он точно знал, что быть честным – глупо и позорно, а истинно достойное занятие для мужика – это крутиться и наваривать, чем Зиганшин и промышлял долгое время.

Если совесть, пребывавшая после Лениной измены в глубокой коме, вдруг приоткрывала один глаз, Зиганшин быстро успокаивал ее тем, что он на фоне остальных просто бриллиант честности и профессионализма, и покуда он реально защищает одних граждан от посягательств на их жизнь, здоровье и имущество, то имеет полное право вознаградить себя за счет других граждан, которые разбогатели далеко не честным путем, и теперь еще чего-то хотят.

«Система такая», – говорил он себе, пока в один прекрасный день не понял, что системы не существует. Есть конкретные люди на конкретных рабочих местах, принимающие конкретные решения, а системы нет. И если он на своей должности берет взятки, то виноват в этом не Вася Пупкин, который тоже берет на аналогичной должности, и уж точно не «страна такая», не «государство, у которого сколько ни воруй, своего все равно не вернешь», а только и исключительно он сам.

Он тогда как раз вынужден был усыновить племянников и собирался уходить со службы, поэтому потихонечку слил свою теневую экономику, а потом встретил Фриду, женился и остался в полиции. И как-то возродился, хоть это звучит высокопарно и фальшиво.

А не возрождался бы, так сейчас купил бы любую квартиру, какую захотел, и недвижимость Виктора Тимофеевича трогать бы не пришлось. А теперь придется все активы слить, зато Пестрякову может смело смотреть в глаза, и вообще любому человеку. Честный мент с шестью детьми. Бедная Фрида, послал Бог мужа-идиота!

Зиганшин усмехнулся и снял крышечку со своего стакана. Черт, для него теперь даже этот несчастный кофе – уже дыра в бюджете, а дальше будет только хуже. Старшим скоро готовиться к ЕГЭ, а значит, нужны репетиторы. Но и занятия с ними не дают гарантий поступления на бюджетные отделения, а значит, платить еще и за учебу, потому что хорошее образование – это очень важно.

В общем, хорошо быть честным и принципиальным, если ты один и отвечаешь только за себя. А когда ты остепенился, обременен семьей, твоя спокойная совесть может приоткрыть второй глаз и спросить: «А почему это, Митенька, у тебя дети придурки и работают черт знает кем? Лох ты, а не отец».

В общем, Зиганшин предчувствовал, что его возродившимся и еще не окрепшим моральным принципам предстоит новое серьезное испытание, и на всякий случай от Пестрякова лучше держаться подальше.

Он вспомнил свою беседу с Георгием Владимировичем, состоявшуюся перед его назначением на должность начальника отдела.

Пестряков принял его с вежливостью, которая Зиганшина не обманула.

Вскользь пройдясь по достижениям подполковника Зиганшина, Георгий Владимирович заключил:

– Надеюсь, вы понимаете, что, если я о чем-то не говорю, это не значит, что я об этом не знаю.

Зиганшин выдержал долгий пристальный взгляд и ничего не ответил.

– Вы способный, даже талантливый офицер, – продолжал Пестряков, – участник боевых действий, но все же я долго сомневался, прежде чем дать вам рекомендацию.

Зиганшин пожал плечами.

– Признаюсь, что я хотел дать вам отрицательную характеристику, но узнал, что вы воспитываете приемных детей.

– Разве это имеет отношение к профессионализму? – усмехнулся Зиганшин и сообразил, что своим повышением обязан полковнику Альтман. Безумная женщина продавила его назначение, апеллируя к простой человеческой жалости.

– Косвенное имеет.