— Я подумал, что водитель — это вы.

— Для этой большой, старой посудины подойдет кто угодно, но только не я. Четыре дня тому назад в Мунлайт-Бэй Оскар Даннингэм, мой лучший друг и водитель в последние двадцать два года, скоропостижно скончался от обширного инфаркта.

— Это ужасно, мэм. Приношу соболезнования.

— Может, это стоило бы назвать трагедией, не будь Оскару девяносто два года. Он прожил хорошую жизнь. Теперь его пепел в урне, летит в Джорджию. А самое грустное в том, что похороны устраивает его мать.

— Его мать до сих пор жива?

— Она не ходящий мертвяк вроде зомби, дитя. Разумеется, она жива. Или была жива этим утром. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Никто не знает. Если на то пошло, мне восемьдесят шесть.

— Вы не выглядите на этот возраст, мэм.

— Черта с два. Я кричу, когда вижу себя в зеркале.

Если на то пошло, ее идеально симметричное лицо с правильными чертами действительно не выглядело старым, возможно, потому, что мягкую кожу не покрывала плотная сетка морщин.

— Ты умеешь водить автомобиль? — спросила она.

— Да. Но сейчас я не могу устраиваться на постоянную работу.

— Ты не выглядишь бродягой, которого носит по земле, как перекати-поле.

— Спасибо за теплые слова, мэм. Проблема в том, что мне надо довести до конца одно дело.

— Где-то к югу отсюда, ты не знаешь, где именно, но узнаешь нужное тебе место, когда попадешь туда.

— Совершенно верно, мэм.

Ее синие глаза с возрастом не затуманились и не опечалились, оставались ясными, умными, проницательными.

— То, что тебе надо сделать… ты представляешь себе, что именно?

— Более-менее, — ответил я. — Но мне не хочется говорить об этом.

— Хорошо! — Она сдвинула ручку переключения скоростей на парковку, поставила автомобиль на ручник, но двигатель не выключила. — Ты будешь моим водителем, и мы поедем в то самое место, куда тебе нужно попасть.

— Вы, конечно же, пошутили, мэм. Что это будет за водитель?

— Меня он вполне устроит. Зачастую меня не волнует, куда я еду. Главное — куда-то ехать.

Она вылезла из лимузина и обошла его спереди, направляясь к дверце со стороны пассажирского сиденья. В желтом брючном костюме, белой блузке с кружевным воротником и манжетами и с золотой брошью. Маленькие бриллианты и рубины образовывали сверкающий восклицательный знак.

Когда она посмотрела на меня, я ощутил себя невероятно высоким, совсем как Алиса, сделавшая маленький глоток из бутылки с надписью «ВЫПЕЙ МЕНЯ» на наклейке.

— Раз уж ты мой водитель, ты должен открыть мне дверцу, — указала она.

— Я не могу быть вашим водителем, мэм.

— Я поеду рядом с тобой, чтобы получше тебя узнать.

— Извините, но я действительно не могу быть вашим…

— Я Эди Фишер. Формальностей не люблю, так что можешь звать меня Эди.

— Благодарю, мэм. Но…

— Меня назвали в честь святой Эйдгит. Она была девственницей и мученицей. Не буду утверждать, что я девственница, но, глядя на то, как мир соскальзывает в темноту, я еще могу стать мученицей, хотя такого желания у меня нет. Как тебя зовут, дитя… или ты не уверен в этом так же, как и в том месте, куда едешь?

В прошлом я пользовался вымышленными именами. И сейчас имело смысл поступить так же, хотя бы для того, чтобы в десятитысячный раз не объяснять, откуда взялось мое настоящее имя. Но я сказал правду:

— Меня зовут Одд Томас.

— Ну, разумеется, — кивнула миссис Фишер. — И если ты хочешь получать жалованье наличными, меня это вполне устроит.