Хелен была утомлена энергией и шумом, исходящими от мальчиков, и заслуживала, по мнению Нелл, отдыха. Клиффорд, насколько это видела Нелл, был не настолько стоиком в отношении мальчишек, как Хелен. Он кого-то напоминал Нелл, но она не могла вспомнить кого. Она смущалась в его присутствии, а это было незнакомое ей чувство. Все это удивляло ее, и она старалась держаться от Клиффорда подальше. Нелл чаще стала напоминать себе, что она просто служащая в фирме, а отнюдь не член семьи. Ей нельзя было привязываться к семье. Вспомните, читатель, о печальном опыте Нелл: люди, которых она любила, внезапно умирали либо исчезали; хорошие времена сменялись для нее ужасными. Более того, ей казалось, что в том есть ее вина. То, что она любила, уничтожалось либо огнем, либо другой стихией. Она стала очень осторожна!

Барбару спросили, не желает ли она поехать вместе с мальчиками в Диснейленд.

— Нет, нет! — закричала девочка, уткнувшись головой в живот Нелл. — Они такие грубые! Я не хочу с ними! — Барбара только-только начала кое-что делать сама, и все были довольны результатами воспитания.

Джон Лэлли также был в самолете, и вместе с Мэрджори. Ведь он был ведущим художником Леонардос, а в те дни художнику нужно было быть на виду (невозможно болев прятаться в полях, рисуя подсолнухи).

На Мэрджори была самодельная шаль: она сшила ее из квадратиков собственными руками. Некоторые из были вырезаны из старого голубого костюма, что носила по торжественным случаям мать Хелен, Эвелин: она не смела потратить деньги на новый наряд до самой смерти. Вам и мне известна вся эта печальная история, читатель. Но никто этого не заметил — даже сама Хелен.

Маленький Джулиан остался на попечении Синтии. Они переехали из своей квартиры и теперь проживали в маленьком домике в Хемпштеде, где малышу всегда были рады.

О, Синтия изменилась тоже!

Она была так рада за Клиффорда, так горда им за тот злополучный день суда в Нью-Йорке. Ее родня сблизилась с ней, да и она не могла более выдерживать долговременной вражды по отношению к ним. Теперь Отто, когда-то невзрачный рабочий-строитель в Копенгагене, стал богатым, уважаемым и почитаемым человеком, вновь неровней им, только с другой уже позиции. Трудные времена изменили его в выгодную сторону. Как приятно вглядываться на свою жизнь — и знать, что ты прожил ее достойно.

Хелен, между прочим, была одета в костюм из дорогой тяжелой шелковой ткани, которую смоделировал для нее, снизойдя до этого занятия, Джон Лэлли. Рисунок, также изобретенный Джоном, состоял из чередования крошечных золотых львов и белых ягнят. И львы не пожирали ягнят, а преспокойно возлежали рядом. Силуэт же был разработан рукой Нелл в те самые времена, когда Хелен тосковала по Клиффорду и не могла работать — поэтому передала Нелл свои недоработанные рисунки.

На борту самолета находились восемь полотен Джона Лэлли: четыре — из старых, мрачных и отчаянных его шедевров, а четыре — новые, более жизнерадостные работы. В целом его старые картины помещались в галереях, новые — в частных коллекциях.

Когда Нелл вошла в салон, Клиффорд улыбнулся ей дружеской теплой улыбкой: он знал, насколько Хелен привязана к девушке. Он готов был примириться с постоянным присутствием Нелл: она была дружелюбной, жизнерадостной, с ней легко было поладить. Хотя, надо сказать, ему не нравилась ее прическа.

Иногда, видите ли, я не уверена, что готова вполне простить Энджи: мне временами кажется, что в ней было более зла, чем я полагала. Может быть, это в своем бегстве от Энджи Клиффорд попадал то и дело в чужие и разные руки? А по мере того, как он все более запутывался в женщинах, он крушил всех и вся на пути? Но это может означать лишь одно: что в Клиффорде было нечто от Энджи, иначе от кого мы в этой жизни всего сильнее бежим, кроме как от самих себя.

И только тогда, когда Энджи была уже мертва, Клиффорд стал наконец свободен — и вернулся к самому себе, а этот «он сам» оказался гораздо приятнее, чем кто-либо мог предполагать.