За ней – староста факультета нейробиологии, чопорная, в очках, но, как оказалось, неплохая наездница.

Соседи Лотто с интересом наблюдали за потоком девушек, сидя в общей комнате, и, когда Лотто закрывался у себя в компании с очередной девчонкой, извлекали всеми любимую тетрадь и в нее заносили новые, изобретаемые ими же определения его подружек.

«Австралиаонопитек» – кудрявая австралийка, известная джазовая скрипачка.

«Бабенция stridentica» – панкерша неопределенного пола, которую Лотто подобрал где-то в городе.

«Сирена ungulatica» – выпускница-отличница с нежным личиком и трехсотфунтовым телом.

Девушки не знали об этой тетради, а парни и не думали, что поступают довольно жестоко. Однако, когда эта тетрадь попалась Лотто на глаза, он пришел в ярость, долго орал и называл их всех женоненавистниками. Они только пожимали плечами. Девицы, которых Лотто удавалось затащить в постель, заслуживали эти насмешки, а Лотто вел себя как обычный парень. Не они придумали эти правила.

К слову о правилах. Лотто никогда не приводил к себе мужчин. Им удалось избежать тетради. Эти призраки голодного желания появлялись и исчезали в его постели, но всегда оставались незамеченными…

В ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР В КОЛЛЕДЖЕ они ставили «Гамлета». Зрители, пришедшие после удара колокола, промокли до нитки. Тучи, давившие на долину весь день, наконец разошлись.

Офелия играла обнаженной, и ее умопомрачительные сиськи, пронизанные прожилками голубых вен, напоминали Лотто круги сыра «Стилтон». Сам Лотто был Гамлетом. Или это Гамлет был Лотто. Он срывал овации во время каждого своего выступления. И сейчас он стоял с черными крыльями на спине, затем склонил голову и сделал глубокий вдох. Кто-то всхлипывал, кто-то прикурил сигарету. Из амбара, утонувшего в сумерках, доносились шорохи. Шепот.

Да, я получил место в банке…

Она стояла на балконе и зло передразнивала его икоту, в то время как ее руки призывно влекли его войти…

О, сломай ногу. Сломай обе!

Звенящая тишина, а затем занавес взлетел и ночной сторож вышел на сцену, громко бряцая доспехами.

– Кто здесь?

Лотто почувствовал, как у него внутри переключился невидимый тумблер и реальная жизнь тут же отлетела куда-то далеко-далеко.

Облегчение.

Шероховатая оболочка Лотто упала на землю, и крылатый Гамлет вырвался на волю.

В те минуты, когда он, пропотевший до нитки в жарком камзоле, кланялся аплодирующей публике на финальном выходе, чувствовал себя на своем месте. В переднем ряду стоял профессор Маргэтроуд, зажатый между своим любовником и любовником своего любовника, и выкрикивал старческим голосом:

– Браво, браво!

Лотто покинул сцену с охапками цветов. Девушки, с которыми он уже успел переспать, одна за другой хватали его и обнимали, их липкая помада перепачкала его рот. Бриджит с лицом спаниеля стиснула его в объятиях, напоминающих гигантский капкан. Бог ты мой, сколько же раз они с ней перепихнулись, один, два?

[Восемь.]

Он слышал, что бедняжка уже вовсю считает себя его девушкой.

– Увидимся на вечеринке, Бридж, – сказал он, выпутавшись из ее рук.

Зрителей закрыла от него завеса дождя.

Откуда ни возьмись появилась Офелия и стиснула его руку.

Увидеться позже? В принципе, ему понравилась та парочка мимолетных встреч в надувном бассейне в перерыве между репетициями. «Да, конечно, мы могли бы увидеться позже», – промурлыкал он ей на ухо, и она ушла. Лотто разглядывал ее сногсшибательную фигурку.

Он закрылся в душевой кабинке. Здание опустело, двери давно заперли. Когда Лотто шел в душ, в гримерных уже подметали и всюду было темно.

Лотто смывал грим и разглядывал себя в тусклом свете ламп.