К тому времени, когда мать вышла из туалета, он взял себя в руки. Как Джон и предсказывал, едва он представил Мюриэл обвинителем, поникшая от горя Афина Леонидис сразу же воспрянула.

— Они заслуживают смерти, я хочу видеть мертвыми подонков, которые убили Гаса. Мертвыми. Собственными глазами. Спать не смогу, пока не увижу.

Вдова снова расплакалась и приникла к сыну, тот бросил поверх плеча матери на Мюриэл еще один мрачный взгляд.

Но Мюриэл понимала миссис Леонидис. Она тоже стояла за наказания. Ее мать, учительница, была сентиментальной, считала, что нужно подставлять другую щеку. Но Мюриэл неизменно соглашалась с отцом, который отстаивал некоторые жесткие методы в профсоюзе. Он говорил, что люди сами по себе не будут хорошими, им требуется какой-то стимул. В идеальном мире каждому, кто живет по правде, давали бы медаль. Но в реальной жизни для этого нет ни денег, ни времени. Поэтому требуется наглядный урок другого рода — уделом плохих должно быть возмездие. Не потому, что вид их страданий доставляет какую-то особую радость. Дело в том, что и в добре есть страдания — муки смирения, самоограничения. Хорошие заслуживают справедливости. И убийство должно караться смертью. Это часть того основополагающего взаимодействия, которая именуется законом.

Появился начальник сыскного отдела Гаролд Грир. Уговорил миссис Леонидис ехать домой, с Мюриэл вернулся в маленький кабинет Гаса.

— Я уже два часа жду кого-нибудь из прокуратуры. Томми Мольто нигде не могут найти. Ларри говорит, вы сообразительны.

Мюриэл пожала плечами:

— Подумайте, стоит ли ему верить.

Сдержанный по природе, Грир тем не менее весело рассмеялся. У Ларри, видимо, не бывало начальника, с которым бы он вполне ладил.

— Ну, если сможете раздобыть в выходной день ордер на обыск, для меня вы вполне сообразительны.

Мюриэл стала делать записи на оборотной стороне зеленого бланка для заказов, которыми пользовались официанты. Гаролду требовались ордера на обыск машин на стоянке и на всякий случай домов служащих Гаса. Напоследок она сочла нужным повторить слова Джона Леонидиса о желании убить отца.

— Черт, — произнес Грир и нахмурился. У обоих не было охоты досаждать понесшим утрату.

— Это просто шок, — сказала Мюриэл. — Вы знаете эти дела. Чего только не случается в семьях!

— Оно так, — согласился Грир. У него тоже была семья. — Раздобудьте мне эти ордера, ладно? И дайте на всякий случай номера своих телефонов.

Мюриэл не имела представления, где ранним утром в нерабочий день искать судью, который поставит подпись под ордерами. Когда Гаролд ушел, она осталась в крохотном кабинете и стала звонить домой судьям по уголовным делам. Голос Джиллиан Салливан, последней, кому позвонила Мюриэл, звучал, как всегда, грубо и сонно. Но она согласилась встретиться. Теперь Мюриэл нужно было ехать в здание окружного суда, где ей предстояло самой печатать ордера на машинке.

Ее охватило радостное возбуждение. В прокуратуре существовало правило: раз ты напал на какое-то дело, оно твое. Этот принцип не позволял заместителям прокурора оттеснять новичков, а политическим тяжеловесам пробиваться к лучшим заданиям. Но даже при всем при этом ей, видимо, достанется третья роль, так как дело будет очень серьезным. Обвинение станет добиваться смертной казни, если только Афина и Джон Леонидис не заявят, что не нужно больше смертей, а они явно не в этом расположении духа. Так что для тяжкого убийства никаких смягчающих обстоятельств нет, процесс будет громким. Мюриэл увидит свою фамилию на первой странице «Трибюн» еще до его окончания. Эта перспектива электризовала все нервы.

В детстве Мюриэл долгое время боялась смерти. Дрожала в постели, сознавая, что долгий путь взросления лишь приближает ее к ужасающей черноте в конце.