И достал камею из кармана куртки. Он даже не потрудился положить ее в пластиковый пакет.

Ларри давно пользовался в полиции уважением, потому что говорил: живи и давай жить другим. Прекрасно понимал, что выдвигать его кандидатуру на причисление к лику святых папа римский не собирается. Но работу делал. Пожалуй, это являлось самым большим источником его гордости. Он каждый день приезжал делать работу — не дремать украдкой, не шарить в карманах у наркоманов, не отсиживаться в участке, обдумывая, как бы взять длительный отпуск по состоянию здоровья. Он выполнял работу не хуже всех хороших полицейских, которых знал. И то, что сделал Норрис, было слишком. Ларри грубо вырвал у него медальон. Фотографии, два младенца, были на месте.

— Тоже мне, Дик Трейси, так твою перетак, — напустился он на Норриса. — Забрал человека, у которого в кармане драгоценность, о которой целую неделю твердили по телевизору. Она принадлежала жертве убийства. Кроме того, известно, что он был на ножах с другой жертвой. И о чем думаешь? О том, сколько сможешь выручить за эту вещественную улику? Надеюсь, таких, как ты, в участке больше нет.

— Не кипятись. Это не тот, кто тебе нужен. Просто-напросто местный воришка, у которого не все дома. Он не хотел признаваться в краже париков, и я проучил его. Что тут плохого?

— Что плохого? У меня что, большая цепь улик? Протокол задержания, обыска? Как мы докажем, что ты взял ее у своего задержанного?

— Кончай, приятель. Здесь все знают, как давать показания.

Ларри повернулся и пошел. Норрис крикнул вслед:

— Знаешь, если он не убийца, с тебя причитается.

Ларри не потрудился ответить. Разговаривать с такими невозможно.

22 мая 2001 года

В тюрьме

Свою непримиримую молодую помощницу Артур оставил в здании Ай-би-эм ради Джиллиан. Мчась по шоссе вдоль полей с взошедшей кукурузой, они вели приятную беседу. Артур рассказал ей, что выяснил об Эрно Эрдаи, заключенном, к которому они ехали. Потом зашел долгий разговор о Даффи Малдауэре, нынешнем ее домовладельце. Артур с удовольствием возобновил с ним знакомство утром, и они стали вспоминать о словесных баталиях в минувшие годы, когда Артур был обвинителем в судебном зале Джиллиан Салливан.

Собственно говоря, Даффи был не бог весть каким адвокатом — он окончил юридический факультет в бытность священником. Стал государственным защитником, когда любовь, продлившаяся, увы, недолго, побудила его отречься от сана. Подлинным его призванием была прежняя профессия. Джиллиан открыла это в девяносто третьем году, когда стала принимать участие в одной из разрекламированных программ двенадцати ступеней. С перспективой тюремного заключения в будущем ей нужно было духовно очиститься, но она не могла выносить ханжества окружавших ее заблудших душ, осуждающих свои грехи и остающихся заблудшими. В отчаянии она позвонила Даффи, и он предложил ей помощь, когда первые статьи о ней стали появляться в газетах. Он был единственным ее подлинным духовником. Без него она могла бы навсегда остаться на дне.

Артур закончил разговор по телефону. Джиллиан загасила брошенный окурок и посмотрела на свое отражение в дымчатых окнах машины. На ней были черный брючный костюм с пиджаком без воротника, нитка жемчуга и маленькие золотые сережки. Она хотела выглядеть скромно, привлекать к себе в тюрьме как можно меньше внимания. Однако Артур, наблюдавший за ней сквозь ветровое стекло, очевидно, не понял этого.

— Выглядишь, как всегда, замечательно, — сказал он, вылезая из машины. Говорил он с той же восторженностью, что и в своей конторе. Джиллиан ощущала в Рейвене, как и во многих мужчинах, проявления непреходящего сексуального интереса. Но мужское внимание ее не трогало. Она даже стала надевать на работу пластиковое обручальное кольцо.