— Аленушка… какая же это такая Аленушка… невдомек мне что-то, девушка!

— Как какая? Да твоя питомица, Афанасия Афанасьева Горбачева дочь… али не признала, так изменилась я… с того дня как тятеньку на правеж взяли… к царю…

— Ишь ты какая, девушка, прыткая… Только меня, старуху, не морочь… глаз мне не отводи, потому без нужды это… не обманешь…

— Да что ты, Агафьюшка, опомнись, что мне тебя обманывать… я… я… Аленушка…

Елена Афанасьевна протянула к ней свои руки…

Старуха отступила.

— Говорю, девушка, не морочь… не обманешь… Какая же можешь ты быть Аленушка, когда у меня она одна была кралечка… как налетели вороги, взяли ее силком от меня и стали, как злые вороны, клевать тело ее белое… Сама я своими глазами видела, как они, надругавшись над ненаглядным моим дитятком, повели ее топить к мосту Волховскому… В небесах теперь витает ее душенька… Христовой невестой сделалась… Меня в горней обители ждет, чай, не дождется душа ее ангельская… Скоро, скоро мы с ней свидимся, не жилица я на свете белом, не казнили меня злодеи кровожадные, загубили ее, молодушку, сама казню себя рукой старческой, довольно навиделась… Вот и петля уже приготовлена… да помешала ты мне с твоим полюбовником.

— Опомнись, Агафьюшка, что ты несешь за околесину, с каким таким полюбовником… это жених мой нареченный… Сеня… Семен Иванович… а я… я Аленушка, дочка Горбачева… Афанасия Афанасьевича… А он, говорю, жених мой из слободы Александровской… спас он меня из рук моих надругателей…

— Жених, говоришь, девушка… Доброе дело, доброе дело… У моей касаточки, у Аленушки, тоже был жених нареченный, ждали мы его со дня на день… да дождались вместо него лютых ворогов.

— Это он и есть, Агафьюшка, он, кого ждали мы с тятенькой.

— С тятенькой, а у тебя, девушка, есть и тятенька?..

— Да что ты, Агафьюшка, — уже совершенно взволнованным голосом заговорила Елена Афанасьевна, — битый час я говорю тебе, что я та самая Аленушка, твоя питомица, что жила в этом доме вместе с тятенькой, али ты совсем с перепугу лишилась памяти…

Агафья Тихоновна обвела Аленушку совершенно бессознательным взглядом.

— Значит, есть у тебя, девушка, тятенька… У моей касаточки тоже был тятенька, да сгубили его злодеи-кровопивцы… Ох, девушка, как они палками его дубасили, инда по всей по мураши забегали, отдал он душу свою честную Богу под ударами кромешников… Набольшой-то их Малюта, перед казнью таково с сердцем с ним разговаривал, да и велел бить его до смерти.

— Как умер… тятенька?.. — вскочила даже с лавки Елена Афанасьевна и тут же, как сноп, грянула на пол.

Агафья Тихоновна равнодушно посмотрела на упавшую.

— Ишь, что девка придумала, Аленушка-де я, да и весь сказ… Нянька-де, старуха полоумная, поверит мне и отдаст мне имение… Ловко она с полюбовником придумала, — заговорила уже сама с собою Агафья Тихоновна.

Наклонившись к лежавшей навзничь Елене Афанасьевне, старуха стала ее рассматривать.

— Такая же чернявая, как и Аленушка, только та была кровь с молоком, а эта, вишь, какая худющая… Ишь, что выдумала, она… Аленушка… обманщица!..

Сумасшедшая старуха погрозилась ей своим костлявым кулаком.

— А этот душегуб, кровопивец, что здесь был, — вспомнила она о Семене Ивановиче, — сохрани, говорит, Агафья Тихоновна! Лисит, злодей, тоже добрым прикидывается… Погоди, лисий хвост, сохраню я тебе твою полюбовницу, так сохраню, что и сам наищешься… Кажись, и он был, как тащили Аленушку, будто бы я его видела… Так и есть, видела… Как пить дать, он и есть… Семь-ко я отомщу за Аленушку… Надругались над ней, ненаглядной, сгубили во цвете лет касаточку… Надругаюсь и над полюбовницей изверга… Умерла моя кралечка… пусть и эта околеет, проклятая!.