В окне отражалось, как Томас ухватился за нижние ребра графа, и в животе у меня все сжалось, будто он схватил мои собственные кости.
Томас взглянул на меня и принялся за следующее ребро.
– Итак, слово взял старейшина, который сказал, что сейчас, когда горшков не осталось, нужно придумать какой-нибудь иной выход, догадаться, что имеется в деревне такого, что можно обменять на еду. Проговорив это, он сел на свое место. Много дней жители ломали над этим голову, но ничего дельного не придумали. И вот как-то раз, – продолжал Томас, – один ребенок отправился к реке поиграть. Он взял с собой горшок с выбитым дном и сделал из него нечто вроде плотники, а сверху построил крошечный домик. Это увидел один человек, который рассказал о выдумке старейшинам. Такая идея им понравилась, и жители принялись лепить высокие горшки без дна. Потом их сложили рядом, вплотную, а сверху выстроили дома. Прошло время, и река вновь вышла из берегов и затопила город – но на этот раз вода лишь заполнила горшки, так что все остальное уцелело. С того момента старейшины постановили, что когда они столкнутся с проблемами в следующий раз, то будут искать решение сразу и постараются не доводить до крайности.
С левой стороны из окровавленной, ободранной груди графа торчали ребра, похожие на шпангоуты корабля. Одно из ребер выпало и валялось на полу. Я отвернулся от окна. Томас пододвинул ногой большой, полный опилок таз так, чтобы кровью не заливало пол.
– Смотри, – сказал он, склонившись над телом и указывая скальпелем, которым недавно рассек грудь покойного, – плевральная оболочка проткнута, причем насквозь, следовательно, та небольшая ранка, которую мы заметили на груди, сквозная и затрагивает пульмо, то есть легкое. – Томас оттянул срезанную кожу и показал мне рану изнутри. Крошечная дырочка, не намного больше укола, будто кожу прокололи штопальной иглой. – Нам надо вынуть эту часть легкого и посмотреть, поражен ли орган насквозь. Сомневаюсь, что подобный укол оказался смертельным – вряд ли, однако если… – и Томас внимательно посмотрел на место прокола – …хм… если орудие прошло насквозь вот так… – он указал пальцем на грудь, – то оно могло поразить сердечную мышцу, а такая рана смертельна. Тогда кровь перестает циркулировать по телу, а вместо этого выливается из раны и попадает в абдомен. – Томас показал на брюшную полость, откуда вынул желудок, кишки и почки – теперь они лежали на простыне возле побелевших ног покойника. На дне брюшины виднелось целое море запекшейся крови.
Томас осторожно вырезал большое легкое и попросил мне помочь оттянуть его в сторону, так чтобы можно было взглянуть на легкое изнутри. Отыскать след от укола в полутемной кузнице оказалось непросто, спина у меня заболела, и я выпрямился, но Томас вдруг вскрикнул, и я вновь склонился над легким. Томас показал на маленькое темное пятнышко и довольно присвистнул.
– Вот где орудие вышло. Я почти уверен. – И он наклонился над сердцем.
Внезапно я догадался, что он рассказывал про деревеньку в пустыне и пытался отыскать ранку от укола для того, чтобы отвлечь меня от отвратительного зрелища, какое являл собой вскрытый труп, он хотел, чтобы я позабыл о сладковатом запахе крови и меня перестало тошнить. Усмехнувшись, Томас выпрямился. На губах у него появилась торжествующая улыбка: ответ на свой вопрос он получил. Графа ранили в грудь, и орудие пронзило сердце.
Я махнул рукой туда, где на стене висели инструменты для обработки дерева:
– А могли его ударить шилом?
– Сейчас проверим. – Томас взял шило и поднес острие к сердцу графа.
– Нет, оно слишком короткое и не достало бы до сердца. К тому же мне кажется… – схватив графские камзол и жилет, он расправил ткань с левой стороны, – что его поразили более тонким предметом. |