— Ты ничего не знаешь, всё не так, — я присел возле неё на корточки. — Я пытаюсь помочь. Да, я не Азиз, но я и не тот, кто желает приблизить Судный день. Напротив, я пытаюсь вернуть тёмных ракта обратно. Теперь это и мой мир.

Амали подняла глаза, серьёзно сказала:

— Я знаю, верю. Я ведь слышала ваш разговор. Сёстры. Твои родные сёстры? Ты пытаешься забрать их из своего мира.

Я вздохнул устало, кивнул.

— А император? — продолжала размышлять вслух Амали, — Зунар сказал что-то странное…

Вот, а теперь мне казалось, что она давит на жалость, и снова пытается выведать то остальное, что не поняла, и Зунар не успел сказать.

— Нет, прекрати, я не собираюсь играть в твои игры и отвечать на вопросы. Ты пришла в мою комнату, разыграла комедию, а теперь пытаешься выведать оставшуюся информацию для своего ордена?

Амали молчала. В ее взгляде появился укор:

— Почему не убиваешь меня? Сам ведь сказал, что придётся, так почему медлишь?

Я молчал.

— Мне без разницы, кто меня убьёт, ты, Зунар или орден, — она смотрела с вызовом, потом как-то сникла: — Но лучше это сделаешь ты и сейчас. Не стоит продлевать мои муки.

Я не хотел её убивать, не мог. Умом понимал, что оставить её в живых, обречь нас всех на смерть, и всё же это было выше меня. И Амали это увидела. Она поднялась с пола, поправила длинное платье, усмехнулась.

— Не знаешь, что делать со мной?

Я снова не ответил.

— И я не знаю, что теперь делать, — она горько усмехнулась.

— Если ты не расскажешь ордену…

— Если не расскажу, значит, предам, а значит, меня ждёт смерть. Мать-настоятельница может засомневаться во мне и проверить. Они уже подозревали, а если я солгу, наверняка это сделают. В ордене есть Повелитель Разума, ей понадобится пара секунд, чтоб вытащить из моей головы эту информацию. Да и не могу я не рассказать, понимаешь?

Она постучала пальцем по голове, но я понял, на что она намекает. Гипноз. Они запрограммированы подчиняться ордену.

Я мрачно молчал, а Амали продолжала рассуждать:

— Если убьёшь меня, они это тоже увидят, а значит, усилят за вами слежку в два раза и, в конце концов, узнают всё. Если орден за кого-то берётся всерьёз, он обречён. Возможно, они уже все знают. Сомневаюсь, что только мне поручили выведать эту информацию.

— Ты так говоришь, словно нет никакого выхода, но он есть всегда.

— Чтоб спасти нас всех? Сомневаюсь, — усмехнулась она, села на кровать и обречённо уставилась перед собой.

Я сел рядом. Лжет она или нет? Играет или искренне хочет спасти нас? Я не мог ей доверять. Наверняка, я бы на её месте и не так выкручивался, лишь бы спасти свою шкуру.

— Я знаю, как можно это исправить и спасти всех нас, — сказал я, — Мы можем обратиться к Стирателю. Этот день сотрут из твоей памяти.

Амали закачала головой:

— Повелитель Разума сразу увидит вмешательство Стирателя и это вызовет не меньше подозрений. К тому же, отправляя меня на это задание, мать-настоятельница наверняка подключила к делу провидцев. Они видят вариации моего будущего, видят действия. А значит, увидят, все наши действия, и Стирателя тоже увидят. Да и…

Амали тяжело посмотрела на меня, набрала в грудь побольше воздуха:

— Ничего нельзя изменить.