– Домой!

К удивлению Лайама, обе собаки повернулись и послушно побежали назад, на ферму. Где-то поблизости каркнула ворона. Поднялся вороний гвалт. Лайам увидел, что отец моргнул. Мальчик знал, что вороны – плохой знак. Эти птицы – вестники смерти.

Отец и сын молча шли по голым полям. Догорали пурпурные краски заката. Они подошли к магазинчику и до Лайама донеслись голоса. Магазин был одноэтажным зданием, стоявшим на перекрестке. Были слышны взволнованные голоса и крики. Мальчик увидел, как двое мужчин в черных костюмах торопливо обошли здание сзади.

О'Конноры пересекли улицу. Рори замедлил шаг. Положил тяжелую руку на худенькое плечо сына.

Они обошли магазин и по вымощенной камнем тропинке прошли к складу.

Возле магазина стояли две небольших машины, а посреди улицы – открытый грузовичок со включенными фарами.

Впереди показался склад, размером с хороший сарай. Лайам увидел полицейские машины. Они стояли у входа в склад, нос к носу, в форме буквы "V". Правее патрульных машин стояла бело-красная машина «скорой помощи». На крыше ее горел красный мигающий фонарь.

Лайам услышал крики. Сердитые крики. Гул голосов.

Держа руку на плече сына, Рори провел его вдоль дощатой стены склада к его задней части.

В сгущающихся сумерках суетилось много народу. Лайаму все это показалось похожим на пьесу. Именно так он и представлял себе пьесы, когда они читали их с отцом. Казалось, каждый из присутствующих играет определенную роль. Полицейские в темной форме, медики в белых халатах, плачущая женщина, которую утешают двое мужчин.

Что же они все здесь делают?

И почему отец привел его на это странное представление?

Полицейские стояли плотным кружком возле стены склада. Рори подвел сына ближе. Башмаки вязли в размокшей грязи.

Полицейские расступились и мальчик увидел на земле человека.

И охнул.

Этот человек ранен?

Они подошли ближе. Рука Рори еще крепче сжала плечо Лайама. Он словно опасался, что сын убежит.

Этот мужчина на земле – он лежал на боку, голова запрокинута назад. Глаза широко раскрыты. Нет, широко открыт был только один глаз. Вместо второго глаза была пустая глазница. Просто черная дыра в черепе.

Одна рука. Вторая полностью оторвана. На ней все еще оставался рукав рубашки. Она лежала, словно сверток, в нескольких футах от тела.

Лайам ухватился за руку отца, сжимавшую его плечо.

– Нет! О, Господи, нет!

Но отец подтолкнул его поближе. Теперь мальчик стоял совсем близко. Так близко, что видел лужу крови вокруг искалеченного тела. Так близко, что видел мух – они были видны даже в тусклом сумеречном свете. Мухи ползали по лицу, залетали в открытый рот, ползали по оставшемуся глазу. Их жужжание перекрывало приглушенный гул голосов собравшихся зевак. Мухи заглушали даже рыдания женщины. Эти насекомые покрыли тело, словно одеяло. Они покрыли и оторванную руку с запекшейся кровью, похожую на кусок мяса. Насекомые деловито суетились над своим ужином.

Лайам отвернулся и уткнулся лицом в рубаху отца.

– Отец, зачем ты мне все это показываешь? – голос мальчика дрожал, он задыхался, зарывшись лицом во фланель.

Лайам почувствовал, как напряглись мышцы на груди отца. Все его тело затвердело. Голос Рори был тверд и холоден:

– Потому что ты, Лайам, в ответе за это!

Сара рассмеялась и прижалась лицом к его руке. Они только что закончили заниматься любовью. Теперь девушка крепче прижалась к нему, к его теплой коже. Ей хотелось остаться рядом с ним, обнимать его, стать с ним единым целым.