|
Потише!.. Мой слуга прильнул к двери.
П о м п е й. И ты говоришь об этом без волнения? К р а с с. Даже с улыбкой. Наливая вино. Вот так. П о м п е й. О! К р а с с. Ах, молодость, молодость!.. Твое здоровье! За твой новый дворец! И новое имение! (Подумав.) И не одно! Ты меня понял? П о м п е й (прильнув к чаше). Не знаю, пойму ли тебя когда-нибудь? К р а с с (уверенно). Поймешь, Помпей. Ручаюсь тебе!
7
– О великий! Эпикед стоит в дверях. Он просит разрешения войти в таблинум. Как всегда, слуга подтянут, строг, бережет улыбку. – Входи, входи, Эпикед. Слуга шагает по коврам. Неслышно. Как кошка. Как тигр азиатский. – Слушаю. Эпикед говорит: – Все судачат о твоей женитьбе, о великий. – Хают меня? Это остийское выражение, которое больше приличествует морякам, чем римскому патрицию, режет слух у тонко воспитанного Эпикеда. – Да, хают! – Кто? – Твои недруги. Говорят, что это брак по расчету. – Разве в Цецилию нельзя влюбиться? – Сулла поднимает кверху левую бровь. Эпикед согласен с господином: вполне можно влюбиться! – Так чего же им надо? При чем здесь расчет? – Они намекают, о великий, на ее отца. Великого понтифика. Сулла откидывается на спинку кресла: – Разве для великого понтифика не лестно иметь такого зятя? Говорили: у Цецилии не будет детей. А она уже беременна. Эпикед непроницаем. У него только новости. И он старается не комментировать их. Его дело сообщать. А господин пусть сам разбирается. – Это все, Эпикед? – Нет. – Что же еще? – О великий! Я хочу обратить твое внимание на некоего центуриона. Бывшего гладиатора. Он недавно, благодаря твоей милости, поселился в особняке недалеко от цирка Максима. – Зачем он мне? Сулла пытается угадать хитроумный замысел слуги. Какой-то центурион… Благодаря его милости… Особняк… Ну и что? Слуга молчит. Разве не все ясно? Неужели непременно ткнуть пальцем? Намека мало, значит? – О великий! Он предан тебе. – И что же? – Безгранично. – Та-ак. – О великий! Всем обязан тебе. Он очень сильный. Беззаветно преданный. Когда он слышит твое имя, – он перестает мыслить. Он только ждет приказа. – А-а-а! – О великий! Может, я косноязычный? – Нет, Эпикед. Сулла погрыз ноготь. – Где этот центурион? Как его звать? – Крисп, о великий! Он окажется возле твоего величия, когда ты пожелаешь. В любую минуту… Мне кажется, что свет не сошелся клином на Дециме… Кажется, Сулла кое-что улавливает… – Верно, не сошелся. – А то ведь человек может и воспарить… – Как это воспарить? – Голову потерять. – Может, Эпикед. – И зазнаться может. Нос задрать. Я, мол, я! – И слуга передразнил некоего зазнайку. Без излишнего гримасничания и жестикуляции Прямо-таки словно мим. – Я и сам подумал об этом… – О великий! Если он от твоего имени занимает дворец и женится на вдове-красавице, то, значит, Децим способен и на нечто большее. Очень страшное. – Какой он занял дворец? – тревожно спросил Сулла. |
