|
Что же случилось еще в великой республике? Ведь сам великий Сулла призывал к максимальной экономии. К воздержанию в еде. Клеймил тех, кто обставлял свои квартиры дорогими вещами. Запретил пышные похороны и дорогостоящие поминки. (Хотя сам истратил на похороны своей Цецилии до двух миллионов сестерциев, хотя сам растянул на целую неделю многолюдные поминки, на которые ушли тоже миллионы, хотя сам тратил на дружеские трапезы сотни тысяч и так далее.)
Эпикед заученным тоном, без запинки перечислял кушанья, которые поданы на серебряных, бронзовых, глиняных и золотых блюдах. Многие тарелки и сосуды для вина украшены драгоценными камнями, среди которых бросались в глаза сардоникс, смарагд, алмаз, топаз, гранаты. Сколько же все стоило? На этот вопрос из присутствующих с большей или меньшей точностью мог ответить только Гай Антоний Гибрид. А янтарь северный на лампах и светильниках? А столы, инкрустированные различными сортами драгоценных деревьев? А скамьи, отделанные золотом? А стены, украшенные дорогими восточными тканями из золотой и серебряной пряжи? А полы, устланные персидскими и парфянскими коврами и армянскими паласами? А ножи дамасские с ручками из золота, усыпанные мелкими алмазами, наподобие звезд? Даже Гибрид не определил бы стоимость всего, что помещалось в одном только триклинуме!
Эпикед сообщил, что рагу из оленьего вымени приготовлено на особом колхидском соку, который включает помимо перца и кислоты натуральной мавританской до дюжины трав. Все они доставлены с берегов Понта Эвксинского в лучшем виде. Филе цыплят и цесарок зажарено и разрезано на тонкие куски, которые просвечивают точно папирус. (Такие куски можно не жевать, а просто проглатывать.) Ветчина церратанская свежайшая заслуживает особого внимания: она сама тает во рту, подобно куску летнего горного снега. Филе ионийских рябчиков можно приметить без труда: они под соусом из дамасского чернослива. Имеется на закуску также и гусиная печенка, доставленная с берегов Дуная: она настолько хороша, что не нуждается в похвалах. Для тех, кому эта закуска покажется недостаточной, на треногих столиках имеется филе пулярок, филе кроличье и филе перепелиное, доставленное из Ливии…
– Я исхожу слюнями, – признался Долабелла. – О великий, не мучай нас.
Сулла улыбнулся, но не помешал Эпикеду продолжать свой рассказ.
– Возле каждого блюда с закуской вы увидите лимоны керкирские, смокву сирийскую, финики и айву. Не спрашивайте, каким способом сохранен их сок, их аромат и цвет. Это дело рук боспорских кудесников!
К закуске предлагались вина на любой вкус: фалерн, сетин, фундан, трифолин, цекуб. А также многолетнее смоляное вино из Виенны, изюмное вино сладкое с Крита, сигнийское и тарраконское.
– Да! – чуть не позабыл Эпикед. – Учтите: на серебряных блюдцах лежат сыры из Требулы, – они уже побывали на огне, – вестинский и сыр из этрусской Лу́ны. Что же до копченого сыра – он у всех на виду, его восковой цвет манит знатока еще издали.
– О Эпикед! – воскликнул Сулла. – Закуска еще не еда, особенно для людей, понимающих толк в трапезе. Где же твоя еда?! Мы же голодны!
Сулле очень хотелось поразить своих друзей.
– Да, – сказал Долабелла, – великий прав! Я ужасно хочу жрать, у меня сосет под ложечкой, а я еще не знаю, что меня ждет.
Корнелий Эпикед улыбнулся. И продолжал:
– А лани, зажаренные на открытом огне, вас устраивают? А каплуны вас устраивают? А филе полугодовалых телок вам не нравится? А рагу из телячьего сердца под мавританским соусом вам по душе?
– О да! – воскликнул Долабелла. – Но я ничего не слышу о рыбах. Разве они нам противопоказаны?
– Ты прав, о Долабелла, – сказал Эпикед виновато. – Только старый хрыч, вроде меня, мог позабыть про креветки и нежного морского ежа, про пескарей венетских и морского окуня, про палтуса и устриц и, наконец, про красную рыбу-северянку, королеву всех рыб! И…
– Довольно, – перебил его Сулла, – ты нас умучил. |