— Какая счастливая мысль, мой мудрый брат, — воскликнул Гамид-кади, с облегчением переведя дух. — Где эта копия?

— Не здесь, она в моем архиве в городе! Завтра я вручу ее тебе, и ты сможешь вместе с Али-шейхом приняться за работу, — сказал Шейх-уль-Ислам и снова запер шкаф.

Затем оба вернулись в зал совета, и там Мансур-эфенди простился с Гамидом-кади.

Последний остался еще в развалинах окончить свои дела, а Мансур-эфенди отправился к ожидавшей его карете.

Возле кареты стояли трое дервишей. Мансур приказал им сесть в карету и, вполголоса отдав приказание кучеру, последовал за ними. Карета быстро покатилась по направлению к Садовой улице и остановилась перед домом Ибама возле большого минарета.

Двери дома были заперты, окна завешаны. Толпа, вечно осаждавшая дом софта, мало-помалу разошлась, осталось только несколько нищих и калек.

Шейх-уль-Ислам вместе со своими провожатыми вышел из кареты и постучал в дверь.

В одну минуту ходжа Неджиб открыл дверь и впустил Мансура и трех дервишей.

— Где софт? — спросил его Шейх-уль-Ислам.

— Разве ты не слышишь его голос, мудрый Баба-Мансур? — сказал Неджиб, указывая наверх, откуда раздавался звонкий хохот, прерываемый криками, которых, однако, нельзя было разобрать.

— А где Сирра?

— Она ни во что не вмешивается, кротка и покорна, я думаю, она теперь спит.

— Проводи нас наверх к софту! — приказал Мансур-эфенди.

Неджиб взял лампу и пошел впереди, освещая путь. Шейх-уль-Ислам последовал за ним в сопровождении трех дервишей.

Ибам утих на минуту, но, услышав приближающиеся шаги, он опять завопил:

— Новые гости! — кричал он. — Все впадают в обман!

Мансур велел дервишам ожидать его дальнейших приказаний, а сам вместе с Неджибом вошел в комнату, где находился безумный софт.

Едва только свет проник в комнату, как Ибам принялся бросать на пол все лежавшие на столе деньги и вещи, которые люди, веря в чудо, принесли в его дом, и в бешенстве топал ногами.

— Это грехом нажитые деньги! — кричал он. — Прочь! Все это обман, гнусный обман! И я еще должен ему содействовать! Ни за что на свете! Ха-ха-ха! — хохотал он с диким сарказмом. — Люди ничего не понимают! Чудо — это дело не моих рук, это твое создание, великий муфтий! — кричал он, вытянув руку и указывая дрожащим пальцем на Шейха-уль-Ислама, мрачно смотревшего на него. — Это твоих рук дело, и я не желаю, чтобы мой дом был использован для такой низкой цели! Завтра я созову сюда всех софтов! Пусть только они придут, я расскажу им все! Пусть они рассудят.

— Узнаешь ли ты меня, Ибам? — спросил Мансур-эфенди.

— Как мне не узнать тебя, ты — великий муфтий, ты — Баба-Мансур! Хорошо ты сделал, что пришел! Я не хочу иметь никакого дела с чудом и не желаю, чтобы оно оставалось в моем доме. Сними с моих плеч эту обузу и девай ее, куда хочешь! Возьми от меня и эти деньги, они внушают мне отвращение и гнетут мою душу! Я не хочу принимать в этом никакого участия!

— Не чувствуешь ли ты себя больным, Ибам? — спросил Мансур-эфенди.

В ответ на эти слова софт разразился резким хохотом, и язвительная усмешка исказила его бледное лицо.

— Ага, вот как, понимаю! — воскликнул он. — Не болен ли я? Да, кажется, я сумасшедший! Ха-ха-ха, тебе это угодно! Я безумный! Сумасшедший!

— Ибам, ты даешь слишком разумные ответы для того, чтобы уверить нас, что ты впал в безумие!

— Слишком разумные! В таком случае я ровно ничего не понимаю.

— Я объясню тебе все.