Вошел слуга.

— Просить Гамида-кади ко мне! — сказал Юссуф.

— Если бы это только имело хорошие последствия, принц!

— Чего же ты опасаешься?

— Надо быть осторожным, принц! Гамид-кади пользуется большим влиянием и, как слышно, он в тесной дружбе с Шейхом-уль-Исламом.

— Мне хочется только, чтобы ты узнал про Рецию! — отвечал принц.

— Боюсь, как бы ваше высочество не повредили себе этим, — сказал Гассан, — этот кади пользуется большим влиянием, и влияние это очень важно при исполнении тех планов, которые ваше высочество готовитесь претворить в будущем.

— Не думаешь ли ты, Гассан, что из-за этого я откажусь от своего желания вступиться за невинно страждущую? Ты никогда еще не говорил так со мною.

— Прошу прощения! Я думал только о будущем вашего высочества! Слова вашего высочества напомнили мне о другом — о моих обязательствах к другу! Но сюда идут!

— Посмотри, кто это?

— Гамид-кади! — сказал Гассан, отдергивая портьеру и видя перед собой знакомого нам старого седобородого советника Шейха-уль-Ислама. С почтительным поклоном он пропустил его в комнату.

— Ты звал меня, принц, — сказал кади почтительным, но не раболепным топом, обращаясь к Юссуфу. — Гамид-кади стоит перед тобой!

Принц Юссуф недоверчивым взглядом измерил сановника.

— Мой благородный Гассан-бей, — обратился он после небольшого молчания к своему адъютанту, — ты знаешь, что я хотел спросить, обратись же от моего имени к кади.

Хотя султан очень редко сам разговаривал с удостоенными аудиенции сановниками, а большей частью поручал присутствующему визирю вести разговор, сам же был только наблюдателем и слушателем, однако попытка принца поступить таким же образом, казалось, произвела неприятное впечатление на Гамида-кади. Он счел себя оскорбленным, даже изменился в лице, однако овладел собой. Глаза Гассана следили за всем. Он жалел о такой опрометчивости принца, но это продолжалось только одну минуту! При первых же словах кади сожаление уступило место крайнему негодованию.

— Так меня призвали сюда для того, чтобы отвечать на вопросы офицера, принц? — не мог удержаться, чтобы не сказать, Гамид-кади.

— Да, для того, чтобы отвечать на вопросы, мудрый кади, — начал Гассан, — однако не забывай, что вопросы часто бывают большой важности! Мы получили известие, что в развалинах Кадри томится в заключении девушка, дочь толкователя Корана Альманзора, так ли это?

— Хоть я и не обязан, да и не вправе давать объяснения в подобных обстоятельствах, все же я отвечу в форме вопроса! Разве ваше высочество намерены уже обзавестись гаремом, что отыскиваете одалисок?

— Вопрос этот заставляет меня переменить тон, — сказал Гассан холодно и выразительно, — мне дано поручение требовать ответа на мой вопрос о дочери Альманзора, в противном случае я вынужден буду подать жалобу его величество султану!

— Это должно оставаться тайной для всех! Дела Кадри не подлежат общественному суду, — отвечал Гамид-кади с виду учтиво, но надменным тоном. — Что делается там, скрыто и часто непостижимо для остального мира!

— Так ты оставляешь без ответа вопрос о заключенной? — спросил Гассан.

— Ты упомянул недавно о его величестве султане! Только в крайних случаях уполномочен я давать объяснения!

— Скажи кади, что он должен дать объяснения и непременно даст их! — сказал принц своему адъютанту. — Затем сейчас же отправляйся в покои моего светлейшего отца и доложи флигель-адъютанту, что ты должен от моего имени просить аудиенции у его величества.