Но проходили дни за днями, а Сади все не было. Да и Сирра больше не приходила к ней!

Маленького принца от нее взяли. Теперь она была совершенно одна, всеми покинутая!

Но вот однажды вечером она услыхала раздирающий душу крик о помощи, неизвестно откуда доносившийся в ее камеру. Часто и днем, и ночью раздавались стоны и крики закованных в цепи страдальцев, но такого ужасного крика Реция никогда еше не слышала.

Откуда же неслись эти ужасные звуки? Бедная Реция дрожала всем телом, волосы становились у нее дыбом. Что такое происходило там, на дворе? Неужели никто не мог явиться на помощь несчастным, неужели никто не мог помешать и наказать дервишей Кадри и их начальников за насилие? Неужели не было над ними судьи, который бы осмотрел эти места страданий и ужаса? Долго ли будут эти люди совершать злодейства и поступать по своему произволу, не будучи никем привлечены к ответственности? Разве могущество их так велико, что никто не осмеливается раскрыть их поступки и потребовать у них отчета?

В темницах томились жертвы религиозной злобы и фанатизма, в оковах, исхудавшие, как скелеты, обреченные на голодную смерть! В других тюрьмах страдали несчастные, словом или делом возбудившие подозрение и ненависть Шейха-уль-Ислама, валяясь на соломе в, лишенных света, ужасных камерах. Из других камер слышались крики и стоны. Трупы выносились ночью из Чертогов Смерти и зарывались где-нибудь на дворе. В подвалах гнили умиравшие от грязи, червей и всевозможных лишений жертвы, которые, несмотря на все поиски, бесследно исчезали для всех.

Но что означал этот страшный крик о помощи, этот вопль ужаса? Реция ясно слышала, что он доносился со двора.

Уже стемнело. Красноватый мерцающий свет падал на потолок той камеры, где находилась Реция.

Что совершалось на дворе под прикрытием ночи? Она должна была узнать, в чем дело! Ужасные звуки отогнали от нее сон!

Она приставила к окну стул из смежной комнаты, где так долго находился принц Саладин, и влезла на него. Теперь она доставала до окна и могла видеть, что происходило на дворе. Ее взорам представилось такое страшное зрелище, что она в ужасе отпрянула назад.

На дворе совершался суд над каким-то несчастным. Это он испускал пронзительные крики о помощи.

Восемь дервишей с зажженными факелами составляли круг. Трое остальных сорвали с. софта Ибама, а это был он, одежду до самого пояса. Затем веревками привязали его руки, ноги и шею к деревянному столбу так крепко, что он совершенно не мог шевельнуться. Он был привязан лицом к столбу, так что казалось, будто несчастный обнимал столб.

Затем трое дервишей схватили палки, и через три удара кровь показалась на спине софта.

Ибам должен был сознаться, что он только играл роль сумасшедшего и что все его слова были сказаны им из коварства, злобы и религиозной вражды. Но он не хотел этого сделать, и за это ему вынесли ужасный приговор, который гласил: «За измену и обман подвергнуть бичеванию». Кровь текла по спине несчастного страдальца, куски кожи и мяса висели клочьями, но удары все сыпались и сыпались, так что палки окрашивались кровью.

Бледное лицо софта было обращено к небу, словно он взывал о помощи и защите.

Но казалось, что вид обнаженного, окровавленного тела только возбуждал в палачах злобу и бешенство. При новых криках софта они схватили его длинную бороду и волосы и связали их веревкой, которую прикрепили к столбу и так крепко стянули, что чуть было не вырвали всю бороду несчастному, который не мог уже больше открыть рот.

Крики его поневоле смолкли. Палачи снова принялись за дело, кровь рекой лилась из израненного тела жертвы.

Реция в ужасе закрыла глаза.

Несчастный софт не шевелился больше, не было слышно и его стонов. Голова, лишенная всякой поддержки, упала в сторону, как у мертвеца, и висела только на веревке, которой были связаны его волосы.

Дервиши довершали казнь уже над мертвым!

Софт Ибам уже отошел к праотцам! Когда его наконец отвязали от позорного столба, он безжизненной, окровавленной массой рухнул на землю.