— Таль!

Это всего лишь кратковременная слабость. Стройный юноша овладевает собой и вновь молитвенно складывает ладони и так же крепко, как Новообращенный, зажмуривается. Он надеется, что у его друга закрыты не только глаза, но и разум — закрыт для памяти, а более всего для желаний. Несомненно, они должны исполнить предписанный им долг. Но как сурова судьба — как это горько, что из всех Новообращенных именно Талю суждено было оказаться избранным для службы в Святилище Пламени!

Таль был самым близким другом детства принца. Но это было вчера, а сегодня он уже более не Таль.

Церемония начинается. Султан стоит на рубиновой лестнице. Его сын и Новообращенный — позади него. За ними, на почтительном расстоянии, рядами выстроились имамы, стражники, евнухи. Музыка и песнопения звучат громко, экстатически. Но вот владыка вытягивает руки перед собой, и мгновенно наступает мертвенное безмолвие. Все правоверные падают ниц и касаются лбами мостовой. Наверху распахиваются огромные створки дверей. Теперь возглавить процессию должен Новообращенный. Кто-то вкладывает в его пальцы подвешенную на цепочке курильницу. Стражники и имамы расходятся, словно волны моря. Евнухи поют без слов высокими, писклявыми голосами.

Таль — тот, кто некогда носил это имя — смотрит прямо перед собой. Трепеща, ступает он в пещерную тьму. Он в смятении. Он-то думал, что за дверьми увидит пылающее жерло огромной печи. Где же Пламя?

Но тьма длится лишь мгновение. Двери с громким стуком закрываются, и становится виден свет — оранжево-красно-золотой. Он мерцает и манит к себе Новообращенного. Медленно, благоговейно он идет вперед — так, как велел ему учитель.

О, каким леденящим холодом страх сковал его сердце! Его решимость слабеет. Он почти забыл о том, что в руке у него — курильница, а она раскачивается все сильнее. Клубится благовонный дым, и от него глаза у Новообращенного начинают слезиться — а быть может, самые настоящие слезы бегут по его щекам. Перед ним только голая каменная стена, но ближе к углу — арка, а от арки ступени уводят вниз. У Новообращенного подгибаются колени. На миг ему вдруг хочется убежать отсюда, убежать к принцу, но он лишь едва отводит взгляд в сторону — и видит перед собой сверкающее забрало шлема стражника-эбена.

Одетый в золотые доспехи, с кривой саблей в руке, стражник в полумраке кажется призраком. Таль косится в другую сторону, но тут же видит еще одного стражника, и еще одного, и еще. И эти тоже возникают из мрака, подобно призракам. Он дрожит, с губ его срывается вздох. Так, значит, это правда — про эбенов! Всю жизнь, сколько он помнит себя, он слышал об этих стражниках, но до сих пор по-настоящему не верил, что они существуют.

Он многое знает о них. Лучших эбенских рабов-мальчиков отбирают, а потом муштруют в подземельях под Святилищем. Этим стражникам суждено никогда не покидать этого священного места. Их жизнь проходит рядом с Пламенем, но как раз Пламени-то они и не видят. Во время обряда Посвящения мальчиков-рабов ослепляют, но зато все остальные их чувства затем тренируются и доводятся до совершенства.

Обливаясь потом и дрожа, смертельно напуганный Новообращенный неверным шагом бредет к лестнице. С обеих сторон его окружают устрашающего вида стражники. Он уже успел забыть обо всем: о своей священной судьбе, об избранности, о той чести, которой он удостоен — только он один изо всех правоверных. Будь у него возможность убежать — он бы убежал, но ему некуда свернуть, негде спрятаться. Звуки тяжелой поступи слепых стражников эхом отлетают от холодных каменных стен.