– А как ты успела все это собрать? Ведь эти бандиты неожиданно напали?

– У нее всегда все заранее приготовлено, – ответил за нее Шура. – Мы всегда ко всему готовы...

Поев, мы разбились на пары и начали разговаривать. Борис о чем-то беседовал с Инессой, Коля с Шурой обсуждали способы подъема денег со дна шахты. Я сел рядом с Ольгой и принялся любоваться ее синими глазами. Этим же занялся присоединившийся к нам Смоктуновский. Минут через пятнадцать, вероятно, насытившись их невероятной синью, он ушел в глубь камеры, уселся там на пятках и, уставившись в потолок, начал раскачиваться из стороны в сторону.

Ольга безмятежно спала у меня на руках, когда в приствольном дворе раздались звуки шагов, Коля встал, распахнул дверь и со своего места я увидел двух мужчин сумасшедших, понуро бредущих в сторону минералогического музея.

– Никак бабу свою на поле боя потеряли... – пробормотал Коля. – Бедняги...

– Пойдемте наверх. Там все готово, – сказал Шура и, не дожидаясь нас, направился к стволу.

7. Вечер стрелецкой казни. – Шалый кончает плохо, а Худосоков – с трудом. – Русская рулетка действует безотказно. – Этому не научишь, это – судьба.

Наверху нас ждал вечер стрелецкой казни. По всей Конторе и вокруг нее лежали кровоточащие трупы бандитов. Лишь четверо из них оказались убитыми из огнестрельного оружия. Остальные семеро, скорее всего, были лишены жизни обрезками двухдюймовых труб, одну из которых – окровавленную, с налипшими волосами и частичками плоти – мы нашли у тела Тридцать Пятого. Череп уроженца 35-й палаты харитоновской психиатрической больницы был разбит на несколько частей, на обнажившимся розовом мозге сидели блестящие зеленые мухи. Шура постоял над сподвижником с минуту, затем подозвал меня и сказал:

– Здесь женщина их где-то схоронилась. Юлька... С ней четверым не совладать. Не отпускай Ольгу от себя.

И направился к стоящему на краю промплощадки бульдозеру, завел его с первого раза и тут же начал рыть котлован. Пока он этим занимался мы стащили все трупы к предстоящему месту захоронения. Перед погребением Елкин тщательно обыскал убитых. Все найденные боеприпасы и два пистолета он сложил в свою сумку, документы передал Шуре, а деньги, около тысячи долларов и нескольких тысяч рублей, отдал мне.

– Это мародерством называется... – пробормотал я, принимая их.

– Трофей это, – буркнул он. – Бери, дядя Костя, будет на что машины у меня покупать.

– Бери, бери, что менжуешься! – в один голос присоединились к нему Борис с Николаем.

В это время один из трупов, подготовленных к захоронению застонал, затем открыл глаза и попытался встать. Елкин тут же бросился к ожившему, схватил его за волосы и закричал прямо в лицо:

– Явки? Адреса? Фамилии?

Я не удержался и улыбнулся. И тут же пожалел об этом – поняв, что раненый говорить не будет, Елкин вынул из кармана перочинный ножик и мгновенно перерезал ему горло. Шуре это не понравилось, он вышел из бульдозера и коротко сказал Елкину:

– В карцер вечером. На три дня.

– Какой карцер? – заныл Елкин. – Медаль давай. Я этого гада знаю – киллер он Дальнегорский... Это же был зверь первеющий. Он за копейку мать свою изнасиловал бы...

– Нам не нужны мертвые, нам нужны живые... В карцер. На три дня. Потом разберемся.

Елкин окрысился, но ничего больше не сказал. Плюнув в сторону, он начал стаскивать трупы в котлован. Шура тем временем сходил за трупом Тридцать Пятого. Принеся на плечах, бросил мешком поверх остальных тел.