Я вернулся в Орегон. Только таким способом я мог снова вернуться домой. Во сне.

Проспав четыре с половиной часа — для меня это был долгий отдых, — я проснулся в четверть седьмого утра. Была пятница. Барни еще спал, как и парни в соседней комнате. Серый свет, похожий на пыль, просачивался в окно. Фигура в коридоре исчезла, если она там вообще была.

Так как сна не было ни в одном глазу, я встал и тихонько достал чистую футболку, трусы и носки из рюкзака, который накануне спрятал в шкаф. Потный и грязный, с наслаждением предвкушая душ, я засунул это белье в один из ботинок, взял ботинки, повернулся к стулу, чтобы взять джинсы, и увидел, что на их грубой ткани лежат два кусочка белой бумаги. Я не мог припомнить, чтобы я клал их туда, и в этом тусклом свете я не мог разглядеть, что там написано. Поэтому я захватил их, взял джинсы и тихонько прошел по коридору в ванную. Там я закрыл дверь, включил свет и положил на пол ботинки и джинсы.

Я посмотрел на один листок бумаги. Потом на второй.

Зловещая фигура в коридоре все-таки не была иллюзией или плодом моего воображения. Она оставила две вещи, которые, как ей казалось, будут мне интересны.

Это были контрамарки, из тех, что братья Сомбра пачками выпускали, чтобы подмазать чиновников и очень важных персон в тех местах, где выступала ярмарка.

Первая была в павильон электромобилей.

Вторая — на чертово колесо.

8

Мрак в полдень

Основанный на угольных холмах, ныне истощенных, поддерживаемый единственным сталелитейным заводом и железной дорогой местного значения, неуклонно угасающий, но еще не до конца осознавший неизбежность упадка, маленький городишко Йонтсдаун (население 22 450 человек, если верить плакату на въезде в город), расположенный в гористом графстве Йонтсдаун, штат Пенсильвания, был следующей остановкой на пути ярмарки братьев Сомбра. Когда в субботу вечером закроется нынешнее представление, все постройки на аллее разберут, упакуют и отправят за сотню миль отсюда через весь штат, на Йонтсдаунскую ярмарочную площадь. Шахтеры, сталевары и железнодорожники привыкли проводить вечера либо у телевизора или в местных барах, либо в одной из трех католических церквей, в которых регулярно устраивались вечеринки, танцы с буфетом. Они примут ярмарку с такой же радостью, с какой приняли ее фермеры на предыдущей остановке.

В пятницу утром я отправился в Йонтсдаун вместе со Студнем Джорданом и еще одним парнем по имени Люк Бендинго, водителем. Я сел на переднее сиденье рядом с Люком, а наш дородный босс устроился в одиночестве сзади. Он был аккуратно одет — черные слаксы, легкая летняя рубашка и куртка в «елочку» и выглядел скорее не балаганщиком, а раскормленным деревенским сквайром. Сидя в роскошном, с кондиционером, желтом «Кадиллаке» Студня, мы любовались зеленой красотой по-августовски влажных окрестностей, проезжая сначала через ровную сельскую местность, а затем среди холмов.

Мы направлялись в Йонтсдаун, чтобы смазать рельсы перед ярмарочным поездом, который тронется в путь на рассвете в воскресенье. Рельсы, которые мы мазали, были на самом деле не из тех, по каким идут поезда. Эти рельсы вели прямехонько в карманы выборных чиновников и гражданских служащих Йонтсдауна.

Студень был генеральным менеджером ярмарки братьев Сомбра — работа ответственная и очень важная. Но он был к тому же и «толкачом», и то, что он делал в этой области, было подчас важнее, чем все, что он делал, закутавшись в мантию генерального менеджера. На каждой ярмарке обязательно работал человек, чья деятельность заключалась в том, чтобы давать взятки государственным служащим. Его называли «толкачом» или «утрясалой», потому что он отправлялся вперед всей ярмарки и утрясал все с полицией, с городскими и окружными чиновниками, а также кое с кем из госслужащих, раздавая «презенты» — конверты с деньгами и пачки контрамарок для семьи и друзей.