Стать его женой. Слова эти глядели ей в лицо, вновь и вновь повторяемые со всей заключающейся в них страстью, нежностью и преданностью. Ей стало холодно. Истерический клубок подкатывался к горлу. Она прошла через комнату, выпила стакан воды и снова села. Мечты, иллюзии, радость, — все исчезло. Великое страдание было в ее глазах, когда она поглядела ничего невидящим взором прямо перед собой.

Пока она так смотрела, искушение коварно заползло в ее сердце, ослабило и успокоило на минуту ее напряженные нервы. Зачем рассказывать ему то, о чем он, — она знала его благородный характер, — никогда не спросит? Все ее будущее на вечные времена принадлежит ему. Какое значение имеет прошлое?

Глаза ее упали на его письмо, лежавшее на ее коленях, и уловили несколько случайных фраз. Тут всю ее пронизала дрожь, словно волна презрения к себе и отвращения и, наклонившись вперед, она скрыла лицо свое в руках и заплакала.

Он был слишком благороден, чтобы обманывать его… чтобы поймать его в ловушку, как это сделала бы простая авантюристка. Мысль эта обожгла ее. Молчание было слишком дешевым металлом для расплаты за чистое золото его любви. В миллион раз лучше говорить и потерять его, чем сохранить его при помощи лжи. Все, что в ней было чистого, искреннего и женственного, возмутилось против этого искушения.

Долгое время оставалась она с опущенной головой, и мысли ее вихрем носились вокруг тех средств, которыми она собиралась нанести смертельный удар своему счастью. Время незаметно проходило, и тени сгущались, по мере того как день переходил в вечер. Посланный от госпожи Бокар с вопросом, спустится ли она к обеду, первый дал ей заметить, как уже поздно. Она послала сказать, что нездорова. Тарелку супа, вот все, что она просила прислать ей наверх. Затем она вновь вернулась к своим безнадежным мыслям. Восклицание, вырвавшееся из глубины души Денизы жужжало в ее ушах, пока не превратилось в бессмысленный напев. С той ночи в январе, когда она смотрела эту пьесу вместе с Рейном, она болезненно применяла это восклицание к себе.

„Я принадлежу к тем, которых любят, но на которых не женятся".

Слабый луч надежды мелькнул в окружавшем ее мраке. Он рассказал ей свою собственную историю. Для него память о ней была священна. Девушка, которую он любил, мать его ребенка, в его глазах была самой безупречной женщиной. Разве это не смягчит приговор, который ему придется произнести над нею? Она ухватилась за раскрывшуюся перед ней надежду, и сжимавшие ее тиски разжались. Он не станет ее презирать. Он будет продолжать ее любить. Она будет для него тем же, чем была та. Ее мысли становились истеричными.

Усилие, которое она вынуждена была сделать, когда явился слуга с заказанным блюдом, и физическое подкрепление, принесенное горячим супом, вернули ей спокойствие и привели в порядок ее мысли. Она еще раз внимательно прочитала письмо Рейна. Оно вдохновило ее грустным, безнадежным мужеством. На время она стала Екатериной прежних дней, отчаявшейся, покорной, фаталисткой. Прежде чем лечь, надломленной и обессиленной, в постель, она написала ему длинное спокойное письмо, в котором все рассказала. Она не щадила себя, не скрывалась за софизмами, но и не чернила себя, словно кающаяся Магдалина. Она писала кровью своего сердца, как подсказывало ей ее лучшее я. Быть может, только раз в жизни удается человеческому существу вдохновиться такой силой, чтобы обнажить свою душу, так, как будто она являлась на суд перед небожителями. Екатерина, писавшая письмо, была возвышеннее той Екатерины, какую она знала.

Однако, когда утром земная женщина, молча жаждавшая счастья, взяла в руки письмо, написала адрес и запечатала его, сердце ее замерло. С минуту стояла она, в нерешительности держа его в руке, и спрашивала себя, не сорвать ли конверт и вновь прочитать. Быть может, неуверенно подумала она, кое-что могло бы быть лучше выражено.