— Сын, значит окончательно решил приехать? — спросила Екатерина, придерживая губами булавку для волос.

— О, да. Мистер Четвинд ни о чем больше не может говорить. Он приедет очень скоро.

— Это будет хорошо, — заявила Екатерина.

— Да, для милого старика это будет очень хорошо.

В обычное время Екатерина улыбнулась бы при таком простодушном ответе, но в это утро нервы ее были не в порядке.

— Я думала не о нем. Я имела в виду нас самих… нас, женщин.

— Мне интересно, каков он из себя, — заметила Фелиция.

— Какое это имеет значение? Лишь бы это был мужчина.

— О, это много значит. Если он некрасив…

— Милое дитя, — сказала Екатерина, повернувшись кругом. — Не имеет значения, если даже у него лицо людоеда и ухватки медведя. Лишь бы это был мужчина, ведь нам именно не хватает мужчины!

Молодая девушка отступила назад. Мысль о мужчинах, как необходимом элементе в жизни, до сих пор никогда не приходила ей в голову. Она чувствовала бы себя не менее заинтересованной, если бы в пансион ожидалась красивая девушка.

— Несомненно, однако… — пробормотала она.

Екатерина угадала ее мысль, но она слишком находилась под влиянием своего настроения, чтобы посмеяться на ее счет.

— Нет! — вскричала она с презрением, хотя чувствовала, что оно не заслужено, и сознание это придавало даже больше страсти ее голосу. — Нам не затем нужен мужчина, чтобы одна из нас насильно женила его на себе! Упаси Бог! Большинство из нас достаточно имело дела с браком и с выдачей замуж других. Слава Богу, я еще не настолько дурна, чтобы броситься в объятия первого попавшего сюда мужчины, лишь бы он увел меня прочь из этой ямы. Но нам здесь нужен мужчина, чтобы дать нам почувствовать и устыдиться той мелочности и низости, которые мы, женщины, обнаруживаем друг перед другом, чтобы заставить нас скрывать эти свойства и относиться друг к другу с уважением. Женщины — низшая раса; мы не можем жить самостоятельно; мы становимся вялыми, расслабленными и ничтожными — о, такими ничтожными и слабыми! Я готова с презрением отнестись к нашему полу, готова подумать, что ничего, ничего в нас нет, ни малейшего запаса сил, ничего, кроме массы нервов и мягкого, дряблого мяса. О, мое милое дитя, вы еще этого не знаете — будем надеяться, что вы и не узнаете этого никогда — этой жажды мужчины, неуважения к себе за это, жажды из-за одного того, что прикосновение только к краю его платья творит чудеса и восстанавливает наше чувство уважения к собственному полу. Ах!

Она страстно махнула руками и прошлась по комнате со сжатыми кулаками. Фелиция механически расставляла цветы. Это было нечто новое для ее мировоззрения. Она чувствовала себя смущенной всем этим, но хранила молчание. Екатерина продолжала свою речь, причем сдерживаемое в течение месяцев чувство омерзения и отвращения, найдя выход, выливалось в сильных выражениях.

— Да, мужчина, мужчина. Хорошо, что он приезжает. Существо без расстроенных нервов, со свежим широким умом, умеющим видеть явления в целом и не тратиться на бесконечные пустяки. Он явится сюда, словно морской свежий ветер. Среди нас по временам чувствуется физическая потребность в присутствии мужчины с его крупным телосложением, низким голосом, звучным смехом, его силой, грубыми манерами, тяжелым шагом и большими руками. Ах! Вы молоды, вы думаете, что я говорю ужасные вещи. Вы, может быть, никогда этого не поймете. Только одиноко живущая женщина в состоянии понять, что значит жаждать сильной мужской руки брата, отца или мужа, которая крепко обнимала бы тебя, пока ты выплачешь свое слабое женское сердце… А самым унизительным и в собственных глазах унижающим желанием является жажда мужского голоса.