И вот, впервые в жизни она сама готова была и глупо хихикать, и нести чушь, и стрелять глазками, и вести себя, как последняя дура. С единственным её мужчиной, Даймом, Шу и в голову не приходило так играть. С самого начала они были скорее друзьями, нежели влюбленными, да и всё произошло слишком быстро. С Даймом в принципе не было повода для игры — никаких тайн и недомолвок, никаких противоречий и непонимания. Они составляли отличную пару увлеченных интриганов, и слишком много было интересных и волнующих занятий помимо игр между собой. Да и, честно сказать, завоевывать Дайма не пришлось.

Здесь же… огромное поле для деятельности. Тигренок сам по себе стал стратегической задачей. Она совершенно не преувеличивала, когда говорила Баль, что, стоит ей сейчас позволить себе поговорить с ним, и они расстанутся навсегда. Шу не очень хорошо понимала, почему всё именно так, но не сомневалась в правильности этого знания. И для неё стало делом чести обмануть судьбу, найти тот единственно верный подход, что позволит повернуть вероятность в нужную сторону. Ей всегда нравилось ходить по лезвию, и в экстремальной ситуации она чувствовала себя, как рыба в воде.

Шу удалось немного отвлечься стратегическим планированием кампании и слегка остыть. До дрожи хотелось позволить Тигренку сделать то, на что так недвусмысленно намекали его пылкие взгляды, но… ей казалось, что это не поможет удержать его. К тому же, Шу не желала идти у него на поводу. Она прекрасно знала, что упряма, как тысяча ослов, но вовсе не считала это недостатком. Ей нравилось быть упрямой, и сильной, и настаивать на своем. И она сама уложит Тигренка в постель, когда сочтет нужным, и ни секундой раньше.

Хилл так увлекся наблюдением за принцессой, что позабыл, где находится. Какой контраст между внешней невозмутимостью и бушующей внутри бурей! Её аура ежесекундно изменялась, переливалась и мерцала то молоком, то голубизной, то различными оттенками лилового, то все цвета переплетались запутанными узорами, перетекая один в другой, мерцая и искря. Завораживающее зрелище. Жаль, он не умеет читать эти загадочные цветные письмена, только угадывать самые сильные эмоции.

И сейчас на прекрасном выразительном лице Шу читалось прежде всего упрямство. Боги, да любая из когда-либо встреченных им женщин давно уже растаяла бы и позволила делать с собой всё, что угодно. Но только не Шу. Хила всё больше увлекала эта игра, это молчаливое противостояние. Впервые ему встретилась женщина, ни в какую не поддающаяся его обаянию, не желающая подчиняться ни ему, ни собственному влечению, готовая настаивать на своем, невзирая ни на что.

После ужина, прошедшего в наэлектризованном молчании, принцесса отвела его обратно на второй этаж, где слуги уже успели застелить кушетку свежим шелковым бельем. Указала на постель, насмешливо улыбнулась, пожелала спокойной ночи и убежала наверх, видимо, к себе. Хилл постарался не показать разочарования. До последней секунды он надеялся, что она снова прикоснется к нему, хоть слегка, хоть на миг.

Ему нестерпимо хотелось ощутить её тепло, узнать вкус её губ… но он не в том положении, чтобы настаивать. Хилл бродил по кабинету, и не мог думать ни о чем, кроме того что она, наверное, сейчас раздевается, расчесывает свои забавные косички и ложится в постель. Интересно, она спит нагишом? Он старательно убеждал себя в том, что не стоит пытаться проверить это прямо сейчас.

Чтобы немного отвлечься от будоражащих мыслей, Хилл вытащил наугад с полки первую попавшуюся толстенную книгу и забрался с ней на подоконник.