Войти в Хурригсу оказалось не так просто — тракт был забит повозками горожан, не желающих оказаться в городе, занятом армией мятежников. В воротах толчея стояла невероятная. Телеги сталкивались и застревали, придавливая обезумевших от криков и боли лошадей, между ними пытались протиснуться целые семьи, не имеющие лошадей и везущие скудные пожитки на ручных тележках либо же просто на себе. Лунный Стриж с трудом пробрался в ворота, не меньше дюжины раз обруганный удирающими от опасности жителями города.

На небе сияло ласковое весеннее солнце, но не могло рассеять мрак обреченности, такой густой и въедливый, что им, казалось, пропитались даже булыжники мостовой. Хурригса ещё делала вид, что сопротивляется, и на стенах её толпились солдаты при полном вооружении. Но с первого взгляда становилось понятно, что город сдастся сразу, стоит Пророку потребовать открыть ворота.

Пробираясь по узким улочкам, Лунный Стриж прислушивался к разговорам прохожих. Ничего нового и интересного он так и не услышал — обыкновенные слухи и бредни перепуганных до смерти людей. Зато на центральной площади, перед ратушей, на это самое интересное он буквально наткнулся. Три человека в белых балахонах и с обритыми головами вещали с перевернутой телеги собравшемуся народу, потрясая в воздухе грубыми деревянными кругами, окрашенными в белый же цвет, символами Светлой Райны.

Смысл их выкриков сводился к увещеванию горожан открыть ворота Пророку, пасть перед ним ниц, уверовать и присоединиться к Армии Справедливости. Проповедники с фанатично горящими глазами обещали, что все скопом уверовавшие будут сразу внесены в списки чистых и праведных, после смерти прямиком и без очереди пойдут в Страну Звенящих Ручьев, под сень Светлой, а ревнители скверны отправятся к Тёмному Хиссу, как только попадутся в руки Новых Священников.

Эти самые «священники» произвели на Лунного Стрижа впечатление недоумков, тупо повторяющих чужие слова, не вникая особо в смысл. Нет, они верили во весь тот бред, что орали, срывая глотки и брызгая слюной от усердия, но вряд ли понимали, как глупо и нелогично звучат их речи. Но народ слушал, открыв рты и развесив уши, и многие из собравшихся уже готовы были побросать все и бежать навстречу Пророку. Это казалось бы смешным, если бы Хилл не видел, к чему привела доверчивость таких же дураков, а особенно их жен и детей. Если бы не видел невспаханных и незасеянных полей, обещающих в недалеком будущем голод на земле, что приносит три урожая в год.

Судя по словам фанатиков, Пророк не позже завтрашнего дня должен был подойти со своей ордой к Хурригсе. Всего на несколько минут Хилл задержался, раздумывая, не проще ли будет подождать жертву прямо в городе, где добраться до проповедника несравненно легче, и скрыться потом без малейших проблем. Но представил себе, сколько народу расплатится за его промедление собственными жизнями, разозлился и обругал Тёмного покровителя, вечно алкающего крови, последними словами. А заодно и себя, за трусость. Руки так и чесались сподобить фанатиков поскорее встретиться с их богом, раз уж они так этого хотят, но вряд ли распаленная проповедью толпа оценила бы его бескорыстную помощь по достоинству.

Неподалеку от северных ворот Лунный Стриж зашел в таверну. Как ни странно, темный душный зал был набит битком — городская стража напивалась с утра пораньше в трогательном единении с бандитскими мордами, городскими нищими и совсем уж невразумительной публикой. Но пообедать ему все же удалось, как и не встрять в одну из мелких пьяных стычек.

Заплатив изумленному владельцу заведения серебряную монету вперед, он снял комнату на три дня. Не то что Хилл собирался тут жить, но только безмозглый тролль попрется к Пророку под видом менестреля, с ног до головы увешавшись оружием. Да и что за бродяга с парой полных кошелей?

Он сложил все лишнее попросту на кровать, оставив только гитару и тощий заплечный мешок с запасной рубахой, флягой и половиной хлеба.