Изменить размер шрифта - +
Как в зеркале. Сажени, лиги полярного льда. И подо льдом… восхищение. Его собственный лёд треснул от этой крошечной искорки, не позволив остаться спокойным и равнодушным, и его глупая, наивная душа снова устремилась к ней, обдираясь и ранясь об ледяные острия. Но ему хватило сил запихнуть её обратно и замуровать наглухо.

Шу чуть не свалилась со стула, обернувшись к Тигренку. То, что она увидела, повергло её сначала в недоумение, а затем в ярость. Будь они наедине, он него бы мокрого места не осталось! Хотя, будь они наедине…

Золотые, идеально уложенные волной волосы. Синие, как океан при полном штиле, глаза. Совершенное, прекрасное, абсолютно спокойное лицо. Совершенное, рельефно вылепленное, как статуя атлета, тело. Мраморная статуя, холодная и неживая. Полностью обнаженная статуя. И черная гитара в руке. Идет так, будто делает всем великое одолжение, позволяя на себя любоваться.

«Ширхаб! И как теперь выкручиваться? Устроить такой скандал! Как он посмел! Вон, как эти клуши вылупились! Что, голого мужчины не видали? Краснеют, бледнеют, сейчас в обморок попадают. Тьфу. И пожирают его глазами, будто сливочное мороженное. Красивый, да? Нечего! Не про вашу честь! Если кто этого поганца и укусит, так это я. Мой Тигренок, нечего на него пялиться!» — принцесса с очаровательной улыбкой повернулась обратно к фрейлинам. Десять пар глаз разной степени ошарашенности, и одна, зеленая, довольная и смеющаяся. Ну конечно, Баль с детства цирк обожает. Особенно дрессированных крокодилов. Принцесса звякнула ложечкой, отвлекая внимание от ширхабова наглеца и собирая все взгляды на себя.

— Я же говорила, исключительный окрас, — Шу не постеснялась успокоить перевозбудившихся девиц небольшой порцией магии. — Ну и, дикий ещё, не привык к обществу. Молодой совсем, глупый.

— Тигренок, ты долго. Иди сюда! — Шу указала ему на пол около своего стула. Он с ленивым достоинством и хищной грацией подошел к ней, обдав фрейлин напоследок ещё одним пробирающим до сладкой дрожи ледяным взглядом, и уселся на пол, одну ногу подвернув под себя, а другую непринужденно вытянув вперед. Принцесса демонстративно погладила его по голове, и снисходительно улыбнулась.

— Ну что с ним делать! — Фрейлины постепенно приходили в себя, лишенные шокирующего зрелища. На лица возвращалось осмысленное выражение, вместе с нормальным цветом. — Не наказывать же такого милашку? Правда, котик?

Из горла Хилла вырвалось сдавленное рычание. Для полноты образа ей только на ручки его взять, и пальчиком погрозить. И заявить, что он не кусается. И разрешить всем, кому не лень, его погладить. Нет уж, кусается, и ещё как.

Принцесса усмехнулась, прикрывшись чашкой с кофе. Ну, Тигренок, погоди! Вот будешь весь день нагишом ходить, следующий раз крепко подумаешь, стоит ли нарываться. Рычи, рычи, милый. Тебе идет.

— Э… простите, Ваше Высочество, а ему не холодно? — «о, первая клуша в себя пришла. Стесняешься? Вон, вижу, уже занавеской готова прикрыть нахала».

— Да нет, Тойфи, что ты. Ему жарко. Правда, котик? — «ну, зарычи ещё, котик. Нет, не хочет». — Не волнуйтесь за него, у Тигренка шкурка хорошая, — принцесса ещё разок потрепала юношу по волосам.

— А, кстати, здесь есть вишневый мусс? — расторопная служанка бегом принесла принцессе требуемое. — Касма, ты тоже его любишь. Хочешь?

— Спасибо, Ваше Высочество, с удовольствием, — «ещё одна оживает, хорошо».

— Шиера, вот я знаю, у вас у всех есть кошки. А кто мне скажет, что они любят? Тигренок у меня совсем недавно, я ещё не разобралась.

— Но почему вы не спросите у него, Ваше Высочество?

— У кого? У Тигренка? Вообще-то он не разговаривает.

Быстрый переход