Однако Эмори выглядел таким несчастным, покидая замок…
— Он хороший человек.
Эмма резко повернулась к Блейку. Тот был серьезен и невесел.
— Почему же он так себя повел?
Блейк помолчал минуту, задумчиво глядя в кружку с элем. Эмма интуитивно поняла, что он не может решиться на откровенность с ней, опасаясь, что тем самым предаст друга.
— Что вам известно о вашем муже? — наконец спросил Блейк.
Эмма слегка прикрыла глаза, стараясь припомнить, что накануне рассказал ей Рольф. По сути, очень мало.
— Что он герой. Он спас жизнь нашему королю во время войны в Ирландии.
Блейк поднял брови:
— И все?
— Да.
Блейк вздохнул и покачал головой.
— Не знаю, должен ли я рассказывать вам… но вы скоро и сами все узнаете, — пробормотал он себе под нос. Сделав затем большой глоток эля, он объявил: — Ваш муж, миледи, бастард, то есть ублюдок.
Эмма так и ахнула при этих словах. Затем в глазах ее вспыхнул гнев, и она резко встала из-за стола.
— Не смейте так отзываться о моем муже, сэр! Возможно, его поведение нынче утром можно назвать грубым, но это не дает вам права оскорблять его…
— Нет-нет, миледи. — Глаза Блейка заискрились весельем, когда он понял, что юная женушка друга решила, будто он хулит ее мужа. — Я имею в виду вовсе не его поведение и характер. Хотя, по правде говоря, когда он злится, его вполне можно так назвать. — В голосе Блейка тоже слышалась улыбка.
Эмма мрачно нахмурила брови, и Блейк, вздохнув, продолжил:
— Его отец — герцог Стэмфорд, а мать — дочь деревенского кузнеца. — Эмма широко открыла глаза и растерянно приоткрыла рот. — Жена его отца, дама благородного происхождения, так и не сумела родить ему детей и потому с большой неприязнью относилась к женщине, давшей Стэмфорду потомка. Она изводила беременную мать Эмори так, что несчастная умерла, едва произведя его на свет. После чего герцогиня сделала целью своей жизни доставить как можно больше страданий ребенку. Когда Эмори исполнилось шесть лет, она потребовала, чтобы отец отослал сына куда-нибудь подальше. Стэмфорд отдал его на воспитание в другой дом…
Эмма молчала, опустив глаза. Разумеется, она знала о существовании незаконнорожденных детей, называемых бастардами, или в просторечии ублюдками, и считала, что дети не отвечают за грехи своих родителей и наказывать их за это жестоко.
— Всю жизнь он был неприкаянным, — продолжал Блейк. — Наполовину дворянин, наполовину крестьянин, он не принадлежал ни к тем, ни к другим… Вы понимаете, что я имею в виду?
Эмма молча кивнула, избегая встречаться с ним взглядом. Блейк вздохнул:
— В общем, у него никогда не было дома, который он мог бы назвать своим. И вдруг ему привалило счастье: свой дом, своя семья! Подозреваю, что именно страх лишиться всего этого и заставил его так себя вести нынче утром.
Эмма резко встала и пересекла большой зал, направляясь к дверям. Блейк поспешил за ней и схватил за руку, пытаясь остановить на пороге.
— Он хороший человек. Он не виноват в своем происхождении!.. — настойчиво повторил он, и Эмма удивленно обернулась на эти слова.
— Разумеется, не виноват.
Блейк, заморгав, отпустил ее руку и, отступив на шаг, неуверенно спросил:
— Вас не покоробило то, что вы узнали о его родителях?
— Господь с вами, сэр, вы меня обижаете таким предположением.
— О! — Блейк явно растерялся. — Приношу вам свои извинения, миледи… — И, откашлявшись, добавил: — Я подумал… ваше молчание… вы поторопились покинуть зал…
Эмма с легкой улыбкой похлопала его по плечу, словно успокаивала ребенка:
— Я просто решила найти мужа и проследить, чтобы он позавтракал. |