– Сперва она иногда жульничала, – доверительно сообщил Бек Оливеру, – но теперь перестала.

– Она играет с вами в футбол? – изумился Оливер.

– А то как же, – изумился, в свою очередь, Бек. – И совсем даже неплохо. Для девчонки.

У Оливера отвисла челюсть.

– Ты изменилась, – почти с упреком заметил он.

– Ничуть, – ровным голосом возразила Лиза.

Тридцать минут побегать за мячом в тихом тупичке, толкаясь и отпихивая друг друга, было очень неплохо. Взмыленные, обессилевшие, Оливер и Лиза вернулись к заваленному бумагами кухонному столу.

– Ой-ой-ой, – скривился при виде их Оливер, – я и забыл.

– Может, хватит на сегодня?

– Нет, солнце, давай лучше сразу добьем. Еще очень много осталось.

Пряча досаду, Лиза по телефону заказала две пиццы, и работа пошла своим чередом. Закончили они уже за полночь.

– Сколько нам отпущено времени? – спросила Лиза.

– Как только обговорим финансовые вопросы, передаем дело в суд, а предварительное решение будет вынесено еще месяца через два-три. И еще через шесть недель после того – окончательное.

– Быстро, – только и нашлась что сказать Лиза.

Этот день вымотал ее, разочаровал и обескуражил. Болела шея, болело сердце, настало время ложиться спать, а ей даже сексом заниматься не хотелось.

И Оливеру, впрочем, тоже. Слишком взвинчены были они оба.

Он машинально разделся, бросая вещи где придется, устало прошел к Лизиной кровати, бездумно, будто в тысячный уже раз, забрался под одеяло, протянул руки к Лизе, и она скользнула к нему, в тепло, спиною к его груди, устроив замерзшие ступни между его бедер. Эта близость была интимнее, нежнее, чем любой секс. В темноте Лиза расплакалась. Оливер слышал – и не мог найти в себе силы, чтобы ее утешить.

Наутро они снова засели за столом на кухне и работали не разгибаясь до трех часов дня, пока Оливеру не пришло время уезжать. Лиза на такси довезла его до аэропорта и вернулась в слишком просторный, пустой дом, к смятой, не убранной с утра постели. Ей было отчаянно плохо, но она все-таки не позволила себе забраться под одеяло и снова предаться воспоминаниям. Жизнь должна идти вперед.

59

– Вот умница, вот молодец, – приговаривала Моника в понедельник утром, провожая Эшлин до редакции. «Как будто в первый раз в школу», – подумала Эшлин. Она открыла стеклянную внешнюю дверь, оглянулась назад, на маму, а та, стоя снаружи, одними губами скомандовала: «Иди!» И Эшлин побрела к лифту.

Когда она наконец села за свой стол, все посмотрели на нее как-то странно, а потом вдруг стали унизительно, тошнотворно милы с нею.

– Чаю хочешь? – робко предложила Трикс.

– Трикс, ты меня пугаешь, – парировала Эшлин и попыталась разобраться с ералашем на своем столе, но, секундой позже подняв голову, увидела, как Трикс, обернувшись к миссис Морли, яростно мотает головой и едва слышно поясняет: «Она не хочет чаю».

Влетел Джек с кипой бумаг под мышкой. Лицо у него было усталое и злое, но, заметив Эшлин, он остановился, просиял и ласково спросил:

– Как вы?

– Вот, собралась наконец, – ответила она, но ее неподвижное, застывшее, как гипсовая маска, лицо ясно говорило, что особой радости ей это не доставило. – Послушайте, в тот день, когда вы ко мне заходили… Спасибо за суши, просто я была… немного не в себе.

– Да ладно. Как ваша Weltschmerz?

– Живет и процветает.