– Живет и процветает.

Джек сочувственно кивнул, поскольку сказать ему было нечего.

– Пожалуй, начну работать, – вздохнула Эшлин.

– Эта ваша грусть, – медленно произнес Джек, – она абстрактна или принимает какие-нибудь определенные формы?

Эшлин задумалась.

– Наверно, да, определенные формы… Например, тот бездомный парень, мой знакомый, помните? Бу, тот, что с фотографий в нашем журнале. Благодаря ему бездомность стала для меня реальной, и это разрывает мне сердце.

Помолчав, Джек сказал:

– А знаете, мы бы могли взять его на работу. Для начала что-нибудь простое – курьером, что ли, на нашу телестудию.

– Но вы ведь не можете взять на работу совершенно незнакомого человека.

– С Бу я знаком.

– Как это?

– Однажды увидел его на улице. Узнал по фотографиям. Мы поболтали немного. Я хотел его поблагодарить, те фотографии украсили наш журнал, подняли его на другую высоту. И он показался мне очень неглупым парнем.

– О да, он такой, всем интересуется… Погодите, вы это серьезно?

– Разумеется, отчего же нет? Бог свидетель, мы ему обязаны. Только посмотрите, каким потоком пошли к нам рекламодатели после этих фотографий.

Эшлин на миг оживилась, но тут же погрузилась в прежнее отчаяние.

– А как же остальные бездомные? Те, кого не фотографируют?

Джек невесело рассмеялся:

– Всех обеспечить работой не могу.

Дверь с громким стуком распахнулась, и на пороге возник щеголеватый молодой человек.

– Привет, ребята! – томно воскликнул он.

– Это кто? – поинтересовалась Эшлин, окидывая взглядом его мелированные вихры, элегантные сиреневые брюки, прозрачную майку и узкую, в обтяжку, кожаную куртку, которую молодой человек пытался с себя стащить.

– Робби, наш новый коллега. Вместо Мерседес, – пояснил Джек. – С четверга работает. Робби! Иди сюда, познакомься с Эшлин.

Робби прижал руку к практически голой груди и изобразил удивление.

– Сладенькая моя!

– По-моему, он гомик, – прошипел Келвин.

– Элементарно, Ватсон, – язвительно отозвалась Трикс.

Робби торжественно пожал Эшлин руку и, ахнув, схватился за ее сумочку.

– Просто Гуччи, да и только! Ах, как мне стильно, восторг!

К своему удивлению, Эшлин даже удалось заняться делами. Правда, ничего сложного ей не поручали. И единственным материалом, категорически не появлявшимся на ее столе для правки, дополнения или набора, была ежемесячная статья Маркуса Валентайна.

В конце дня мама забрала ее с работы и благополучно препроводила домой.

Утром во вторник после долгих уговоров, ухищрений и материнских увещаний Эшлин опять отправилась на работу. И в среду утром тоже. И в четверг.

В пятницу Моника уехала в Корк.

– Пора мне, – сказала она перед отъездом. – Пока я здесь, твой папа, наверно, спалил дом дотла. Смотри принимай таблетки – ничего, если голова будет кружиться или затошнит, – потом походишь к психотерапевту, и все будет хорошо.

Эшлин во всем с нею согласилась, пошла на работу и до обеда держалась вполне молодцом, а потом в редакцию заявился Дилан. У Эшлин тоскливо засосало под ложечкой. Наверняка он с новостями. С новостями, которых она страстно ждет, точно зная, что от них неминуемо будет больно.

– Пообедаем вместе? – спросил Дилан.

Его появление произвело в редакции настоящий переполох. Те, кто не знал Маркуса Валентайна в лицо, возбужденно шептали тем, кто знал: «Это он?» Неужели они станут свидетелями романтического воссоединения? Поэтому все были очень разочарованы, когда те, кто знал больше, прошипели в ответ: «Нет, это муж подруги».