|
Неужели это было всего год назад? Иногда он видел, как она плывет день за днем в утлой лодчонке по маслянистой глади океана, а рядом с ней еще один умирающий ребенок, обезумевший матрос, мисс Малкот и главный механик, одержимый чувством ответственности перед судовладельцами; иногда он видел, как ее несут на носилках с зажатым в руках альбомом для марок; а теперь он еще видел ее в чужом уродливом купальном костюме — она скалит зубы Багстеру, который гладит ее ногу и прислушивается к чужому веселью, к плеску воды, не зная, как вести себя со взрослыми. Он с грустью ощущал, как чувство ответственности, подобно вечернему приливу, выносит его на незнакомый берег.
— Вы написали отцу? — Само собой. Он телеграфировал, что пускает в ход все свои связи для того, чтобы ускорить мой приезд. Бедняжка, какие у него в Бэри могут быть связи? Он вообще никого не знает. В телеграмме он пишет, конечно, и о Джоне. — Она подняла с кресла подушку и вытащила из-под нее телеграмму — Вот, прочтите. Папа такой милый, но, конечно, ровно ничего обо мне не знает. Скоби прочел; «Глубоко скорблю с тобой деточка но помни что он сейчас счастлив твой любящий отец». Дата отправления сразу показала Скоби, какое бесконечное пространство разделяет отца и дочь. — В каком смысле он ничего о вас не знает? — Понимаете, он верит в бога, в рай и во всю эту дребедень. — А вы нет? — Я перестала, когда кончила школу. Джон всегда над ним за это подшучивал — знаете, так — добродушно. Отец не обижался. Но он не знал, что мы с Джоном думаем одинаково. Дочери священника часто приходится притворяться. Он бы в ужас пришел, если бы узнал, что Джон и я… ну, были вместе недели за две до свадьбы. Он снова увидел, что она еще не понимает, что к чему; не мудрено, что Багстер ее боялся. Багстер был не из тех, кто любит нести ответственность за других, а разве она может за что-нибудь отвечать сама, эта глупенькая, растерянная девочка? Перебирая маленькую стопочку собранных для нее марок, он спросил: — А что вы будете делать, когда вернетесь домой? — Наверно, меня призовут, — сказала она. Он подумал: будь моя дочь жива, она уже достигла бы призывного возраста и ее бросили бы, как слепого котенка, в какую-нибудь мрачную казарму. После волн Атлантики — Вспомогательные территориальные части или Женевский корпус военно-воздушных сил, шумливый сержант с пышным бюстом, дежурство по кухне и чистка картошки, лесбиянка в офицерском мундире, с тонкими губами и аккуратно зачесанными крашеными волосами и солдаты — солдаты, поджидающие в кустах на пустыре за оградой лагеря… По сравнению с этим даже Атлантический океан мог показаться родным домом. — Вы умеете стенографировать? Знаете языки? — спросил он. Войны можно было избежать только с помощью знаний, хитрости или связей. — Нет, — сказала она, — я ни на что не гожусь. Больно было думать, что ей не дали утонуть в море только для того, чтобы швырнуть обратно, как рыбешку, которую не стоило и ловить. — А печатать на машинке вы умеете? — спросил он. — Я довольно быстро печатаю, но одним пальцем. — Пожалуй, вы сможете найти работу и тут. У нас не хватает секретарей. Все жены стали секретаршами, и все равно не хватает. Только климат здесь для женщин неподходящий. — Я бы охотно осталась. Давайте выпьем за это. — Она позвала: — Мальчик! Мальчик! — Вы уже кое-чему научились, — сказал Скоби, — неделю назад вы его не на шутку побаивались… Слуга подал на подносе стаканы, лимоны, воду, непочатую бутылку джина. — Это не тот, с которым я говорил, — сказал Скоби. |
