— Нет, ты сразу должна была мне позвонить.

— Знаю, ма... прости... я хотела пережить эти первые часы... Кроме того, чем ты могла помочь издалека.

— Молитвой, — говорит Роузмэри, поднимая бровь. — Я могла за него молиться... Что, если, не дай Бог...

Она умолкает, и на ее изрытом глубокими морщинами лице застывает оскорбленное выражение.

— Прости, ма, — снова говорит Вэлери, ведя молчаливый счет своим извинениям.

— Но теперь ты здесь, — вступает Джейсон, одаривая Роузмэри своей самой чарующей улыбкой. В семье не тайна, что Джейсон — ее любимый ребенок, несмотря на свой гомосексуализм.

— И ты, — говорит Роузмэри, окидывая Джейсона взглядом с головы до ног, который позже в разговоре с Вэлери он в шутку назовет поиском признаков СПИДа. — Ты слишком худой, милый.

Джейсон обнимает мать за плечи, продолжая ее очаровывать.

— Перестань, ма, — говорит он. — Посмотри на мое лицо. Ты же видишь, я чувствую себя хорошо.

Вэлери обдумывает его заявление и внутренне напрягается. Не столько из-за того, что Джейсон говорит о своем красивом, без всяких отметин лице, но и от взгляда, который он затем бросает на сестру. Этот взгляд выражает тревогу, сочувствие и понимание, что он тоже сказал не то. Вэлери хорошо знает этот полный жалости взгляд, и сердце ее наполняется болью, так как ее сын тоже вскоре столкнется с этими взглядами.

Следующим утром, пока Чарли все еще находится в сонном состоянии, приходит доктор Руссо, осмотреть его ладонь. Вэлери сразу же чувствует, что-то не так, несмотря на бесстрастное лицо врача и медленные, осторожные движения.

— В чем дело? — спрашивает она. — Скажите мне.

Он качает головой и говорит:

— Она плохо выглядит. Ладонь. Слишком большой отек...

— Требуется операция? — спрашивает Вэлери, замирая в ожидании дурных новостей.

Доктор Руссо кивает и говорит:

— Да. Думаю, надо это вскрыть и ослабить давление.

У Вэлери встает в горле комок при мысли о том, что влечет за собой «надо это вскрыть», пока доктор Руссо не продолжает:

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Нам просто нужно ослабить давление и сделать на ладони графт.

— Графт? — переспрашивает Вэлери.

— Да, пересадить кожу.

— Откуда?

— С ноги... с бедра. Нам требуется всего лишь маленькая полоска кожи... Затем мы поместим ее в специальный аппарат и растянем... и прикрепим к его руке с помощью нескольких хирургических скоб.

Вэлери невольно морщится, пока он продолжает объяснять, что пересаженный лоскут кожи будет подпитываться в процессе так называемой плазматической имбибиции, то есть: кожный лоскут в буквальном смысле пьет плазму, а затем выращивает в трансплантированной коже новые кровеносные сосуды.

— Послушать вас, так это очень просто, — говорит Вэлери.

— Это действительно очень просто, — кивает он. — Я сделал сотни подобных операций.

— Значит, риска нет? — спрашивает она, а сама думает, насколько он опытен, не следует ли ей проконсультироваться еще с кем-нибудь.

— Практически нет. Основная забота — это скопление жидкости под графтом, — объясняет он. — Чтобы предотвратить это, мы сделаем в графте крохотные ряды пунктирных надрезов. — Он делает небольшое режущее движение в воздухе и продолжает: — Затем в каждом ряду сделаем насечки на половину длины надреза, — с виду как кирпичная кладка. Помимо дополнительного дренажа это позволяет графту растягиваться и покрывать большую площадь... и четко соответствовать контурам ладони.