— У меня такое ощущение, что с Берил произошло нечто подобное, — продолжил Марино. — Я думаю, она была просто зациклена на этой проклятой системе охраны, которую установила, когда ей стали угрожать. Я думаю, что она была у нее включена все время, что у нее выработался рефлекс — нажимать эти кнопки в ту минуту, когда закрывала входную дверь. — Он нерешительно замолчал, разглядывая мою книжную полку. — Довольно странно. Она оставляет свой проклятый револьвер на кухне, а затем снова включает систему охраны после того, как впустила негодяя в дом. Этот показывает, в каком состоянии была ее нервная система.

Я выровняла стопку токсикологических отчетов и убрала ее и пачку свидетельств о смерти со стола. Взглянула на башню из микродиктантов, торчащую из-за моего микроскопа, и у меня тут же снова испортилось настроение.

— Господи Иисусе, — наконец не выдержал Марино, — ты не можешь посидеть спокойно, по крайней мере пока я не уйду? Ты сводишь меня с ума.

— Я сегодня первый день на работе, — напомнила я ему. — Что я могу поделать? Посмотри на этот беспорядок. — Я сделала широкий жест над своим столом. — Можно подумать, что меня не было год. Потребуется не меньше месяца, чтобы разобраться тут.

— Даю тебе время до восьми часов сегодняшнего вечера. К этому моменту все должно быть снова в норме, так же, как было.

— Спасибо большое, — сказала я довольно резко.

— У тебя хороший персонал. Они знают, как поддерживать порядок в делах, когда тебя нет. Так в чем же дело?

— Ни в чем. — Я зажгла сигарету и сгребла бумаги в сторону, разыскивая пепельницу.

Марино откопал ее на краю стола и придвинул поближе ко мне.

— Эй, не похоже, чтобы в тебе тут не нуждались, — сказал он.

— Незаменимых нет.

— Да, верно. Я так и знал, что это то, о чем ты думала.

— Я ни о чем не думала. Я просто расстроена, — сказала я, протягивая руку к левой полке и доставая свой ежедневник. Роза вычеркнула все до конца следующей недели. А затем наступит Рождество. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, и не знала почему.

Наклонившись вперед, чтобы стряхнуть пепел, Марино тихо спросил:

— Ну, как тебе книга Берил, док?

— Она разбивает сердце и наполняет тебя радостью, — сказала я, мои глаза были полны слез. — Она потрясающа.

— Ну что ж, я надеюсь, ее, в конце концов, напечатают. Берил как бы будет продолжать жить, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Понимаю. — Я глубоко вздохнула. — Марк попытается что-то сделать. Я полагаю, надо оформить все по новой. Спарацино определенно уже не будет заниматься делами Берил.

— Если только он не сделает этого за решеткой. Я полагаю, Марк рассказал тебе о письме.

— Да. Он рассказал.

Одно из деловых писем от Спарацино к Берил, которое Марино нашел у нее в доме, приобрело новый смысл, когда Марк взглянул на него, после того, как прочитал рукопись:

«Как интересно, Берил, что Джо выручил Кери, — и я чувствую себя тем счастливее, что познакомился с ними обоими еще тогда, когда Кери только купил этот чудесный дом. Нет, я не нахожу это удивительным, совершенно. Джо был одним из самых щедрых людей, которых я когда-либо имел удовольствие знать. Я с нетерпением ожидаю услышать больше».

Простой абзац намекал на очень многое, хотя маловероятно, что у Берил был ключ к его прочтению. Я серьезно сомневалась, что, упоминая Джозефа Мактигю, Берил имела хотя бы малейшее представление о том, насколько опасно она приблизилась к запретной границе области незаконной деятельности самого Спарацино, которая заключала в себе множество фиктивных корпораций, созданных адвокатом для того, чтобы облегчить отмывание денег.