Он расхохотался.

— Посмотри на себя! Самая подходящая поза для такой бляди, как ты, — на коленях. Я это должен снять. На память.

Послышалось жужжание, и я, опасливо подняв глаза, увидела, что он снимает меня, прижав объектив к глазнице.

— Я это сохраню. Какое воспоминание!

Это продолжалось целую вечность, но я больше не шелохнулась, чтобы его не злить.

— Миранда, дорогуша, поднимись с колен. Зачем же так передо мной унижаться? Ведь ты свободная женщина с прогрессивными взглядами. — Он выключил камеру и ушел, хлопнув дверью.

В детстве мать меня била. Много позднее, став достаточно взрослой для подобных разговоров, я ее спросила, почему она это делала. Она заявила, что ни разу и пальцем меня не тронула. Я возразила:

— Неужели ты не помнишь, например, как отлупила меня, когда я сломала застежку на твоей сумке?

— Ну, тогда был особый случай. Ведь эту сумку подарил мне твой отец.

— Я знаю, мама, но ты меня побила!

— Ты это заслужила, дорогая. А раз так, то это и битьем назвать нельзя.

А теперь я, уже взрослая, в ужасе стояла на коленях — не вернется ли он, чтобы сотворить со мной еще что похуже. Может, я и это заслужила? — спрашивала я себя.

Можно было обратиться в полицию, но что он потом сделает со мной? Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. В бизнесе я была жесткой и целеустремленной и в большинстве ситуаций могла за себя постоять, но в большинстве ситуаций страх не пронзает тебя до потаенных глубин души, где все еще живет ребенок, который сжимается в комочек от страха при виде настоящих чудовищ, обитающих на этой земле.

Офис Хью Оукли находился на Шестьдесят первой улице. Я отправилась туда, несмотря на случившееся. Я понимала, что если бы не сделала этого, то умчалась бы домой и сидела там, поджав хвост от страха. Мне нужно было чем-то заняться. Эта встреча была не очень важной, и если я вдруг разрыдаюсь посреди разговора, то просто встану и уйду.

Выйдя из лифта, я пару раз глубоко вздохнула и постаралась успокоиться. В течение следующих нескольких минут я смогла бы быть сдержанной, холодной и профессиональной. Попытаться преодолеть страх. Но когда это закончится, мне придется вернуться в тот мир, где живет он.  Что можно с этим поделать?

На двери оказалась табличка с простой надписью «Оукли ассошиэйтс». Шрифт бы такой же, каким Хью записал для меня название книги на обеде у Дагмар. Прикоснувшись к медной дверной ручке, я услыхала бодрую мелодию, которую кто-то выводил на скрипке в глубине офиса. Мне вдруг стало легко и радостно. Эти веселые звуки в столь неожиданный момент говорили, что в жизни еще остается много хорошего. Я толкнула дверь и вошла.

Приемная была обставлена антиквариатом, на стенах висели картины, но секретарь отсутствовал. Телефонный аппарат на столе был подсвечен мигающими лампочками.

Музыка сделалась слышнее. Кроме скрипки, я различила звуки флейты и бас-гитары. Я была мало знакома с ирландской музыкой, но по дерганому ритму поняла, что это именно она.

Сделав несколько шагов в глубь офиса, я крикнула: «Есть кто живой?» Ответа не последовало. Еще шаг-другой, еще один крик. Музыка продолжала звучать, веселая и ритмичная, похожая на танцевальную. Что за черт, подумала я и пошла вперед. Комнат было несколько. Дверь одной из них оказалась открыта, и я в нее заглянула. Там разместилось что-то вроде лаборатории. Пробирки, штативы, спиртовки… Мне она напомнила школьный кабинет химии, и я пошла дальше.

В самом конце коридора видна была еще одна приоткрытая дверь — оттуда-то и доносилась музыка. Мелодия вдруг прервалась, и женский голос произнес:

— Проклятье!

— Все было замечательно! Почему ты остановилась?

— Потому что снова сфальшивила в этом чертовом пассаже!

— Подумаешь! Великое дело! — сказал Хью.