— Итак, завтра в десять.

— Если только я поеду…

Грэгори Хенсворд уже закрывал калитку, и его циничная ухмылка ясно показывала, что подтвердились самые худшие его опасения. Но Сьюзен никак не могла понять причину такого демонстративного презрения. За что он ее презирает? Девушка подбежала к калитке.

— Если я и поеду, то мне хотелось бы добираться своим ходом, мистер Хенсворд!

Он посмотрел на нее из-за машины.

— Понимаю, мисс Холлендер, но так как вы не знаете, где состоятся похороны и оглашение завещания… — после этих слов он выдержал театральную паузу (конечно же, чтобы уколоть ее), — … вам придется смириться с моей компанией. Теперь, я уверен, вы не измените решения.

Странный посетитель захлопнул дверцу машины и через несколько минут исчез. Все происшедшее могло показаться дурным сном, если бы у Сьюзен не клокотало внутри. Несколько мгновений спустя она осознала, что до сих пор с силой сжимает кулаки. Девушка медленно разжала пальцы, которые даже заболели от напряжения, потом повернулась и медленно побрела к дому.

Что бы все это значило?!

Сьюзен вернулась в оранжерею, приспособленную под мастерскую. Здесь она работала все утро, пока ее не прервали настойчивые звонки этого господина. Сьюзен немало трудилась над картиной, но сейчас, по-новому взглянув на нее, поняла, что именно должна была сделать.

Она яростно окунула кисть и набрала краску. Ей хотелось выбросить все случившееся из головы и продолжить работу. Но руки дрожали, и кисть не слушалась хозяйку.

Вздохнув, Сьюзен промокнула бумагу кусочком ткани, чтобы убрать лишнюю краску, но вряд ли это могло что-то исправить.

Рассердившись на себя, она схватила лист с начатой акварелью и разорвала его. Ей казалось, что она держит не бумагу, а разодранную в клочья безупречную белую рубашку Хенсворда. И поэтому даже почувствовала некоторое удовольствие, но потом тихо покачала головой.

— Как глупо!

Она смяла клочки бумаги и бросила их в корзину, затем принялась мыть кисти. По опыту она знала, что похороны выбьют ее из колеи по меньшей мере на несколько дней.

Но как странно, что она до сих пор ясно видела взволнованное и любопытное лицо женщины, склонившейся над ней тогда, в детстве. Как ей хотелось, чтобы девочке понравилась подаренная ею кукла! Сьюзен также вспомнила, как мама поспешно проглотила слезы, и малышке стало так стыдно, что она оттолкнула незнакомую тетю и подбежала к матери.

А как выглядела Сандра Милтон на больничной койке, умоляя Грэгори Хенсворда обязательно привезти Сьюзен на похороны? Внезапно воображение подсказало ей ответ. Если она поедет с Грэгори, это произойдет не потому, что он потребовал, а потому… она стряхнула воду с кистей и с размаху поставила их в банку. Та хрустнула и распалась на кусочки.

— О Боже!

Визит Хенсворда потревожил ее, кажется больше, чем она могла предположить. Воспоминание о сестре матери, по-видимому, были запрятаны в тайниках памяти слишком далеко, мама никогда не говорила о ней, куклу тоже убрали подальше.

Сьюзен тщательно завернула осколки в бумагу, прежде чем бросить в мусорный бак, нашла другую банку для кистей, убрала краски в коробку и сложила мольберт.

Только когда в мастерской не осталось ничего, что напоминало о случившемся, девушка поднялась в комнату, в которой провела всю жизнь.

Там почти ничего не изменилось. На стенах те же самые обои, которые наклеил папа за год до смерти. Только сейчас они обветшали, поцарапанные мебелью и проткнутые булавками, державшими постеры, которыми еще подростком увлекалась хозяйка. Конечно же, Сьюзен знала, что ей следует привести комнату в порядок, но в старом доме хватало других неполадок, требовавших немедленного вмешательства, а значит, и расходов.

Сьюзен открыла сервант и посмотрела на детские книжки, с которыми ни за что не смогла бы расстаться, и на коллекцию раковин.