Сердце его начало биться медленно и тяжело.

Посмотри. Посмотри, как руки слушаются твоих мысленных команд.

Он приподнялся на локтях.

Посмотри на эту келью. Посмотри вокруг.

Посмотри на свет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Утром только надежда будет приветствовать нас». Неужели его собственное заклинание излечило его? Или причиной тому любовь славной женщины, девственницы, испытанной панацеи от любого зла?

Уильям встал и выглянул из бойницы. Он знал, где они находились. Однажды как-то он заезжал уже в этот замок во время охоты. Внизу под собой он видел — Господи милостивый, сколько чуда только в одном этом простом слове! — дорожку вдоль крепостной стены. Это сказало ему о том, что каморка их находится на вершине крепостной башни. За стеной, далеко внизу, извивалась река, и он увидел плоскодонную лодку. Она готовилась пристать к пристани и высадить на нее своего единственного наглого гребца.

Он не мог поверить своим глазам. Или же ему не хотелось в это верить. Злодейство задуманного ошеломило его. А еще он удивился глупости этого замысла. Он оделся и осмотрел свою темницу. Здесь ничем не удержать его, не удержать человека зрячего. Если бы он захотел, он смог бы выбить эту дверь. Если бы он захотел, он мог бы разбудить Сору, прошмыгнуть с ней мимо этих жалких сторожей, украсть двух коней и вернуться в Беркский замок. Это было бы не слишком сложно и слепому, но теперь, когда зрение вернулось к нему, все стало до смешного простым.

Но он не станет делать ничего подобного. Не станет. Этот человек, похитивший их, этот червь, этот лишенный законного отца подлец, он заплатит за все. И он будет говорить. Уильям не мог понять только одного — что дало этому беззаветно преданному человеку достаточно смелости, чтобы пойти против него. Сам Уильям был человеком сдержанным, однако в ярости, он знал это, силе его не смог бы противостоять никто, и уж конечно не этот грязный сын шлюхи, который захватил их в плен.

Уильям остановился у постели и посмотрел на Сору. Ее красота потрясла его. Был он человеком практичным и никогда не ждал от жизни большего, чем та способна была дать. Но эта женщина была настоящей наградой.

Девица в девятнадцать лет.

Ему все было понятно уже по ее поразительной реакции на ласки, но когда это предположение подтвердилось, он просто не в силах был держать себя в руках.

Какая награда! Эта девушка стала женщиной, когда вспыхнула ярким пламенем и скрыла его в своей страсти, прильнув к нему и содрогаясь в чудесных конвульсиях. Он утонул в пламени ее любви, но именно ему благодарна была она за это созданное ими вместе горение и, возможно, в этом она была права. Порознь, они были лишь двумя обычными людьми. Но вот они оказались вместе, и их пламенное единение осветило ночную тьму.

Девица в девятнадцать лет. Он придвинул неловко к столу табурет и отломил себе хлеба. Сухой и грубый, хлеб этот показался божественно вкусным человеку, который накануне был лишен и обеда, и ужина. Но внимание его вновь вернулось к Соре, к ее векам, чуть голубоватым от пролегавших по ним под тонкой кожей жилок. Любую наследницу с ее внешностью выдали бы замуж в тринадцать лет. Почему же с ней было не так? Вопрос этот преследовал его. Она казалась совершенством. Красивая, добрая, образованная, богатая. Да как же отчим не выдал ее замуж? Конечно, большего мерзавца, чем ее отчим, на свете и не существовало. Привитое ей Теобальдом отвращение к поцелуям скоро прошло, и с Уильямом она показала замечательную способность к импровизации. Она целовала все его тело, пока мышцы его не сковала боль от перенапряжения. Воспоминание об этом заставило его снова вскочить на ноги, оно кольнуло его, и он уже не мог продолжать сидеть столь безмятежно. Если бы все это не было для нее столь новым, если бы она не была такой хрупкой, если бы она сейчас проснулась и улыбнулась ему. Он выругал сам себя.