Я сделал кислую улыбку, и ушел.

Поезд на Минск уходил вечером, и я целый день проторчал в очередях в московских магазинах, стараясь что-нибудь купить из еды для дома. Ибо, как написала мне мама, чернобыльская беда не обошла стороной и наше Краснополье. То ли по чьему — то приказу, то ли по воле природы облако из Чернобыля докатилась до нашего местечка, и вылилась радиоактивным дождем. Кто прав, кто виноват — об этом один сверчок знает. Но он мне не говорит, что бы я, не терял веру в родную власть, как он выражается, и лично в товарища Горбачева. Ибо товарищ Горбачев еще для евреев доброе дело сделает. Я не уточнял, какое дело. Денег у меня особенно не было, но что-то купил: на Горького нарвался на тушенку, а за несколькими кольцами колбасы пришлось забраться почти в конец города, на Пресню. И купил, как советовал доктор, бутылку дешевого вина. Перед самым поездом, заскочил на центральный почтамт и позвонил домой. И мама сказала, что раз я буду в Минске, то это два шага от Молодечно. И попросила заехать к Розочке. И добавила, что хорошо, что нашлась невеста подальше от Краснополья. Ты устроишься там, и мы переберемся туда из радиации. Сказала, что они с ней созвонятся. И дала мне ее адрес.

Поезд был ночной. Отправлялся поздно. И соседи по вагону, двое старичков командировочных, немного поговорив о своих делах, легли спать. Я предложил им выпить, но они, посмотрев на мое дешевое вино, скривились и отказались. И тогда я выпил всю бутылку сам. Потом взял простыни, подушку, забрался на верхнюю полку, лег, думал, что усну, но не смог. Так до самого Минска лежал. О чем я только за ночь не передумал? И о лейтенанте, и о его дочке, и о маме, которая ничего не знает о моих бедах и ждет внуков, и о Розе, которая пока еще думает, что махт а мецоцэ. Множество вопросов крутились в голове и ни на один из них я не находил ответа. А реб Гиля в спячку ушел. Как будто не я выпил вино, а он.

2

Но по-разному счастье курится

По-разному

У разных мест:

Мотэлэ мечтает о курице,

А инспектор курицу ест.

В Минске я сдал свой чемодан в камеру хранения, купил на вечер билет на Краснополье, и налегке поехал в Молодечно. Мама сказала, что бы я купил торт, но на торт у меня денег уже не было.

Жила Роза не далеко от вокзала, в самом центре, в многоэтажном доме напротив кинотеатра. На первом этаже дома был большой магазин. Я наскреб последние деньги и купил коробку конфет. Был будничный день, но предупрежденные маминым звонком, вся семья Розы была в сборе. Со Сморгони приехала Розина старшая сестра Голда с двумя пятилетними мальчишками — близнецами, которая виновато сообщила, что муж то же собирался приехать, но не отпустили на работе, какая-то проверка в школу приехала. Мальчики, обрадованные моей солдатской формой, буквально повисли на мне. И Голда одобрительно заметила, что меня любят дети, и я буду хорошим папой.

Как и положено, в еврейской семье накрыли праздничный стол. Пошли застольные разговоры. Стали все расспрашивать меня о будущем: где я намерен жить, у вас же в Краснополье радиация, собираюсь ли я пойти учиться, и куда, ибо без образования сейчас трудно. Я отвечал какими-то обтекаемыми фразами, мол, жизнь покажет, конечно, надо выбираться из Краснополья, а к чему руки приложить не знаю, может на строителя выучиться, стройбат все-таки прошел. Обо всем говорили, только не о прошлом. Мама строго — на строго, предупредила меня, чтобы я не заикался, о том, что был в Чернобыле:

— Зуналэ, сейчас про радиацию мегилу говорят. Они испугаются и шидех не состоится. Помолчи! Хватит того, что они знают, что в Краснополье радиация!

И я молчал.