Римский историк Тацит в своей «Германии» описал жертвоприношение богине, известной под именем Нертус.
На острове посреди моря есть неприкосновенная роща, а в ней, прикрытая тканью, стоит повозка, до которой позволено дотронуться лишь жрецу. Жрец способен ощущать присутствие богини в святая святых и с глубоким почтением сопровождает ее в повозке, влекомой коровами. Засим следуют дни радости и веселья везде, где она проезжает и соблаговолит остановиться. Никто не воюет, никто не берет в руки оружия, все железные вещи прячут под замок… После этого повозку, облачения и (хотите верьте, хотите нет) саму богиню омывают в уединенном озере. Занимаются этим рабы, которых немедленно после ритуала топят в озере.
Историки и археологи выкапывают самые разные тела из торфяных болот Дании и Британских островов. На останках находят следы ритуального жертвоприношения. Германские племена нередко приносили жертвы: некоторые ритуалы описывает Адам Бременский [10], например церемонию в Уппсале.
Жертва следующая: предлагают девять голов каждого живого существа, а кровью их положено одаривать богов. Тела же подвешивают в роще около храма. Язычники так истово чтут эту рощу, что считают каждое ее дерево божественным из-за смерти и разложения жертв. Вместе с людьми убивают собак и лошадей. Один христианин поведал мне, что видел семьдесят два тела развешанными таким образом, однако заклинания, что распевают при подобных ритуалах, бывают всякого рода и постыдны, так что их мы упоминать не будем.
В Швеции в жертву могли принести даже конунгов, и как минимум с двумя из них – Олавом Лесорубом и Домальде – в голодные годы так и поступили. Домальде принял легкую смерть. Подданные просто прирезали его и окропили его кровью алтарь. Олаву повезло меньше. Его обвинили в пренебрежении жертвоприношениями и, поскольку он не успел доказать обратное, окружили его дом и сожгли конунга внутри.
Греческий историк Страбон описал человеческое жертвоприношение у кельтов. Те подвешивали захваченных в бою воинов над бронзовыми чашами, после чего жрицы перерезали пленным глотки. По виду крови, льющейся в чаши, жрицы предсказывали исход битвы. Страбон также упоминает Соломенного Человека: «великана из соломы и дерева» наполняли дикими животными, домашней скотиной и людьми, а потом сжигали.
Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне» дает описание Соломенного Человека: «сплетенные из ветвей руки, наполненные живыми людьми; его поджигали, и жертвы погибали в пламени».
А есть еще ацтеки, которые искренне верили, что, если на алтарь перестанет литься кровь, миру придет конец. Тут и добавить нечего.
В Беркитсвиле все делалось по-другому. Их ван принял облик пугала, что не в новинку, так как чучела такого рода были распространены в языческой Европе. Из разных источников известно, что либо пугалом в более поздние времена заменяли человеческую жертву, приносимую в день весеннего равноденствия, либо почитатели богов воздвигали тотемы на краю города, чтобы было видно издалека, кто правит балом. Со временем жертвоприношения и чучела превратились в дружелюбное пугало, приплясывающее рядом с Дороти на дороге из желтого кирпича.
Правда, не в Беркитсвиле. Их пугало бодро соскакивало с шеста и выносило жертвы серпом. Мы едва не попались под горячую руку этой скандинавской версии Билли Боба Торнтона [11], но вовремя обнаружили, что ван привязан к священному дереву – первому дереву, посаженному первыми жителями Беркитсвиля, прибывшими из Норвегии. Ну с деревом-то мы можем сладить. Немного бензина, спичка – и жителям Беркитсвиля пришлось внезапно вернуться в двадцать первый век и жить без своего кровожадного защитника.
А кому сейчас легко?
Лоуренс
Дом там, где сердце, так? Ну, если вы из Лоуренса, то там, где призраки. |