— Это он тебе эти знания в голову вбил! — объяснил Маслов. — Так что ты можешь взять этот метод на вооружение, душка-тенор.

После этих слов я услышал снова голос Веры Граниной (с медицинским уклоном):

— Сейчас проверю, спит или нет?.. Может, притворяется. (Я почувствовал, как её рука прикоснулась к моей.) Ну и пульс… Очень глубокого наполнения, как у спящего…

Больше я ничего не слышал. Когда я проснулся, то Зинаиды Ефимовны уже в классе не было, а все остальные мои соклассники сидели и молча смотрели на меня. А я встал и потянулся. Потом я открыл портфель, положил в него дневник. Достал космический кроссворд и вписал в него созвездие Южного полушария. Затем соскочил с парты и при полном молчании моих современников вышел из класса.

ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТОЕ. Всё хорошо, но где чувство юмора?

В коридоре меня догнал Борис Кутырев (с сатирическим уклоном) и сказал, хватая меня за курточку (он всегда пускает в ход руки, когда разговаривает):

— Слушай, Иванов, ты, конечно, знаешь, что мне в тебе всё не нравится. Но знаешь, что мне в тебе больше всего не нравится?

— Что? — спросил я и добавил: — Отвечай, пожалуйста, коротко и ясно, ты стоишь не возле доски, а возле Юрия Евгеньевича Иванова!

— Больше всего мне не нравится в тебе эта мания величия… Отличаешься ты скорее угрюмостью, чем серьёзностью. Чувства юмора тебе не хватает, понимаешь, всё в тебе безнадёжно мрачно. Вот сейчас ты продемонстрировал нам… своё засыпание. Мы, конечно, все понимаем твой трюк: ты договорился с Граниной, чтобы она подтвердила твой сон, и она его подтвердила. Но это всё мрачно. А если бы всё было с шуткой, с юмором, то и не оставило бы такого гнетущего впечатления.

Кутырев помолчал немного и, видя, что я помрачнел, сказал:

— Ну вот, ты стал ещё мрачнее, а ведь "хорошо будет смеяться тот, кто будет смеяться последним".

— А может, на земшаре уже есть человек, который будет смеяться самым последним из всех, — сказал я и, повернувшись к Кутыреву спиной, зашагал по коридору.

Машинально я засунул руку в боковой карман. В кармане ощутил какой-то листок, хотя знал точно, что никакого листка в карман не прятал. Я сбежал с лестницы, вышел на улицу и извлёк листок из кармана, при этом ёкнуло сердце. Неужели, подумал я, неужели опять… Быстро развернул листок… Стихи! На листке были написаны стихи! Мне стало ясно: кто-то, вероятно, решил отравлять моё существование этой рифмованной пачкотнёй. Я разволновался, правда совсем спокойно, прочитал стихотворение:

Значит, снова прислали стихи человеку, у которого из-за его сильной программы самообучения весь день занят и расписан буквально до секунд. И я снова эти стихи вынужден был прочитать и даже записать второй раз в жизни и второй раз в бортжурнал: "С 5.30 до 5.35 читал стихи… С 5.35 до 5.45 думал о том, зачем и кто бы мог их мне прислать".

Я стал сравнивать первые и вторые стихи. Такое впечатление, что кто-то и что-то обо мне уже знает или, по крайней мере, догадывается о чём-то… В первых стихах написано: "…Идёшь на бой, лицо открой! — Вот смелости начало…" А во вторых стихах: "Находят птицы без приборов гнёзда". Обратите внимание, "находят без приборов гнёзда", летят "сквозь облака, туманы и дожди", "летяг они в рассвет и ночью поздней, проделав сотни миль пути", и, главное, что "им ветер не сопутствует", я подчёркиваю: "не сопутствует". Это уже просто какой-то намёк и ещё, что "земные не зовут огни". А дальше про чувства: "Значит, они чувствуют, значит, что-то чувствуют, только что же чувствуют они?" Похоже, кто-то просто хочет ввинтиться мне в душу и узнать, что же я чувствую и чувствую ли я что-нибудь вообще?.