Наталья, с которой Алина воевала вместе в Чехословакии, бросилась было поправить мишень, но была остановлена Паниным, заявившим, что подобное условиями не оговаривалось. Вот если бы бутылка не была видна, тогда другое дело. А так все в пределах.
Алина только покачала головой и попросила Наталью не беспокоиться по данному вопросу, а лучше открыть коньяк, которому не суждено выветриться. Так или иначе, но минимум одна бутылка скоро будет опустошена.
Без суеты, но сноровисто, что выдавало большую практику, Дробышева зарядила пистолет в третий раз. Вскинула удобное, но тяжелое оружие. Уверенно взяла прицел и нажала на спуск. Выстрел, а мгновением позже – глухой звон битого стекла и шипящий пенный фейерверк…
– Алина Владимировна, к чему этот цирк? – поинтересовался находившийся рядом с ней Бабичев.
Все семеро стояли на краю плаца и наблюдали за тем, как пьяный в дым Панин пытался вышагивать по периметру плаца. При этом исполняемое им никак нельзя было назвать строевым шагом. Даже отдаленно. Литр коньяка для него был все же чересчур.
– Хотели его унизить? Так ведь этим гвардейца не задеть. Еще и не то вытворяли.
– Вытворяли – это да, Алексей Иванович. Но не на плацу перед штабом во время дежурства подполковника Моторина.
– Что? – даже поперхнулся Бабичев.
При этом его взгляд непроизвольно скользнул в сторону парадной штаба, в которой как раз появилось означенное лицо. Службист, аккуратист, ходячий параграф, придерживающийся одного-единственного принципа: «Живи по уставу – завоюешь честь и славу».
– «Отутюжен и наглажен. На боку пистоль прилажен. Не какой-нибудь там хер, а дежурный офицер». Как-то так, господа. Как-то так, – ровным, совершенно ничего не выражающим тоном произнесла она.
– Это было подло, – скрипнув зубами, произнес капитан Гринев.
– Было бы подло, – наблюдая за тем, как подполковник в сопровождении двух нижних чинов направляется к пьяному офицеру, равнодушно возразила она. – Но ведь в случае моего проигрыша я сейчас выхаживала бы там не в лучшей форме. И меня непременно списали бы со службы, потому что даже Чехословакия не смогла столь уж катастрофически уменьшить численность нашего батальона. Панину же максимум грозит отчисление из гвардии. Но на службе он все же останется. Так что ставка с моей стороны была даже повыше. Да. Когда он помешал выставить мишень, как положено, вы все дружно промолчали. Так что чья бы корова мычала, господа, только не ваша.
– Прошу прощения за свою несдержанность. Я был не прав, – все же был вынужден скрепя сердце признать Гринев.
– Извинения принимаются, господин капитан, – с самым серьезным видом произнесла Алина.
Развернулась и, держа подмышкой тяжелый футляр с пистолетами, в сопровождении подруг направилась в сторону КПП. Здесь все кончено. Теперь можно и в ресторане посидеть. Н-да. Ну это если там теперь найдется место. Что сомнительно, учитывая, какой сегодня день недели.
Подумав об этом, Алина решила, что, коль скоро не будет мест, отправится домой. Не на свою квартирку, где проживала сама, а к отцу. Неделю не видела семью, соскучилась – жуть. А особенно по младшему братику, в котором души не чаяла.
– Алина, а нужно было так-то круто? – поинтересовалась у нее Наталья, когда они отдалились от мужчин.
– Я т-тебя умоляю. Ничего с ним не станется. Ну загонят в какой-нибудь заштатный гарнизон у черта на куличках. Послужит годик в глухомани.
– Это если его из гвардии не попрут. О подполковнике Моторине легенды слагают.
– Ну так пускай и погонят. |