– Шеф, заявление о краже еще не значит, что кража была на самом деле. Тем более, что ружье так и не нашли.
– Господи! Это же правда! Это могло быть хитростью… алиби… к тому же дата заявления Кесси совпадает с датой возвращения мадемуазель Пьюбран из Латинской Америки!
– Может быть, он надеялся, что она не вернется?
– Если знал о содержании завещания…
– А почему бы и нет? Жюльбер Пьюбран, злой на дочь, очень даже мог всем рассказать о своих намерениях.
Невик, не раздумывая, послал помощника за доктором Пьюбраном к нему в клинику.
Крики протеста предшествовали появлению Пьюбрана в кабинете комиссара.
– Насилие! Произвол! На глазах персонала! Пациентов! Что будут говорить обо мне в Каоре!
– Не берите в голову, доктор. Чтобы найти преступника, мы должны объединиться.
– Я не могу давать ложные показания ради вашего удовольствия.
– Доктор, вы знали, что Марк приобрел себе в Оше карабин Ремингтон 1100?
– Я слышал, что он его купил, но не знал, где именно.
– Почему вы не поставили нас в известностью?
– Я не думал, что это имеет значение, тем более, что его уже давно у него украли.
– Вы врете, к тому же у вас плохо это получается.
– Я запрещаю вам!…
– Не нервничайте, отвечайте только на заданные вопросы. А правда на самом деле вот в чем: вы, понимая, что разоблачение преступника бросит тень на вашу клинику и желая уберечь от скандала имена Пьюбранов и Кесси, готовы были на любой компромисс, даже противозаконный. Ваш эгоизм стал причиной смерти женщины и мужчины.
Мертвенно-бледный врач смотрел на полицейского. Он больше не возмущался, не протестовал, он только проговорил дрожащим голосом:
– То, что вы сейчас сказали, – гнусно… Я очень любил Софи, я старый холостяк и устал от одиночества… Софи была мне как дочь, намного ближе Мартины… Она была нежнее, доверчивее, ласковее… Без нее замок вызывает у меня ужас… Теперь, когда ее не стало, меня больше ничто в жизни не удерживает… и вы думаете, что я, зная о приготовленной ей участи, молчал? Господин комиссар, вы, быть может, отличный полицейский, но как человек… вы просто глупы. Я могу идти?
– Знали ли вы о содержании завещания вашего брата до возвращения Мартины?
– Да… Его выводило из себя то, что она не приезжает за ним ухаживать. Как это свойственно эгоистам, он любил впадать в крайности, но, не будучи дураком, в глубине души прекрасно понимал, что перегибает палку. Властный, не терпящий возражений, он совершенно не допускал, что кто-то может думать иначе, чем он. Независимый образ мыслей Мартины убивал отца – отсюда и абсурдность некоторых пунктов его завещания. Он рассказал нам о своих намерениях как-то раз за завтраком, и, нужно признать, не без злорадства.
– Тогда-то вы и могли вступить в заговор с Кесси и мадемуазель Пьезат.
– Могли, если бы были преступниками, но мы не преступники, как бы вам этого ни хотелось.
– Вы свободны, на сегодня я с вами закончил.
– Зато я, господин комиссар, с вами не закончил.
Менее чем через полчаса после ухода доктора Пьюбрана, Тьерри звонил прокурор.
– Господин комиссар, доктор Пьюбран только что покинул мой кабинет.
– Понимаю.
– Тем лучше, не надо тратить время на лишние объяснения. Вы ничего не хотите мне сказать?
– Ничего, господин прокурор. Следствие веду я. Доктор Пьюбран – подозреваемый, и я обращаюсь с ним, как считаю нужным.
– Значит, как считаете нужным?
– Как считаю нужным, господин прокурор. |