|
Пьер пошел поставить на место повозку, и Бизонтену было видно с его места, как он привязал Бовара к длинной коновязи, где уже были привязаны сотни лошадей. Минуты три старейшина беседовал с Блонделем, потом по его знаку внезапно раздался звук фанфар, так что от неожиданности все даже вздрогнули. И сразу по крытому мосту через реку двинулось шествие. Под бой барабанов и свист флейт шествие вступило на луг, где были установлены мачты, а на их верхушках прикрепили зеленых и красных попугаев. Каждая группа, прежде чем занять полагающееся ей место, проходила перед трибуной, четко отбивая шаг. Здесь были, кроме стрелков, пастухи с огромными деревянными трубами, знаменщики, виноградари с корзинами за спиной, моряки с веслами на плече, молоденькие девушки с охапками веток, перевязанными лентами, музыканты, играющие на всевозможных инструментах, всадники на пышно разубранных конях. Были здесь также и пушкари, здоровенные битюги тащили мощное орудие, ствол его, оправленный медью, нацелили на озеро. Один из ездовых размахивал факелом и по знаку старейшины поджег порох, орудие отскочило назад, бросив в сторону озера тучу черного дыма, но ветер прибил дым к берегу. Задрожала земля, и эхо, подхватив этот нечеловеческий грохот, пробежало по Савойским Альпам, которые отогнали его опять к озеру. Бизонтен приподнялся, желая посмотреть на лицо Блонделя. Ортанс тоже пыталась увидеть выражение его лица, но ей это не удалось, и она спросила:
— Ну что он? — Даже не шелохнулся. — По-моему, он ничего не видит и не слышит. Весь ушел в себя. Молю, только бы он продержался до конца, дорого бы я дала, чтобы быть сейчас рядом с ним. Вскоре начались состязания; первыми выступили лучники, за ними стрелки из аркебузов. При каждом звуке выстрела лицо Блонделя передергивала гримаса боли, но он сидел неподвижно. Со своего места Бизонтен не мог хорошенько разглядеть лекаря из Франш-Конте, но ему почему-то казалось, что взор его блуждает где-то далеко в лазури озера, а быть может, еще дальше, в их несчастном Франш-Конте, где бьют из смертоносного оружия не по чучелам попугаев, а по живым детям. И в ушах Бизонтена прозвучали те самые слова, что бросил им Блондель: — Какая жалость, что такой добрый и такой великодушный народ до сих пор тешится этими дурацкими игрищами. Для меня это вернейшее свидетельство того, что в каждом человеке живет и самое прекрасное, и самое дурное. Так постараемся же никогда не открывать пути дурному. Наконец стрелки, получившие заслуженную ими корону, по-военному отдали честь сидящим на почетной трибуне. И потом каждый бросал свою лепту в большую корзину, которую держали две девицы, одетые во все белое. После них вновь продефилировали зрители, от каждой проходящей группы отделялся выборный и ссыпал содержимое шляпы в корзину с деньгами. Когда музыканты, обойдя весь луг, остановились перед трибуной, старейшина поднялся и предложил Блонделю последовать за ним. Они первыми спустились вниз, за ними шли все остальные члены Совета. Бизонтен и его друзья тоже влились в шествие. Так все они и вошли в город, где уже весело трезвонили колокола. Когда они вступили на деревянный мост, Бизонтен крепко сжал руку Мари. И, нагнувшись, шепнул ей на ухо: — Помнишь тот первый вечер? Мари подняла на него глаза, и тут же оба дружно повернулись в сторону реки, где на берегу они разбили лагерь, когда у них не было ни еды, ни сена, когда еще они даже не знали, примет ли их городская стража или отгонит к границе. Остаток нынешнего дня был подобен потокам солнца, разливавшимся по разукрашенному флагами городу. Восточный ветерок, поднявшийся к полудню, играл полотнищами флагов и знамен, уносил на запад гул праздничной толпы. На открытом воздухе под разноцветными навесами было разложено угощение, стояли бутылки с местным вином, и музыка, казалось, сама чуточку захмелела. На пристани, где были расставлены столы со всякой снедью, уже начались танцы. |
