– Благодарю вас, – сказала она.

Судя по голосу, Майра вполне владела собой. Она поднялась и протянула графу руку.

– У вас нездоровый вид, – сказал он, когда они заняли свои места в фигуре кадрили. Майра действительно была бледна, под глазами – легкие тени. – Вы простудились?

– Нет, – ответила она.

Кеннет был почти уверен, что, услышав напоминание о ночи, проведенной с ним, Майра не захочет встречаться с ним взглядом. Но она посмотрела ему прямо в глаза:

– Я вполне здорова, благодарю вас.

Очевидно, он вызвал у нее раздражение, пригласив на танец первой из всех тамаутских дам и оказав ей тем самым предпочтение. Впрочем, скорее всего он вызвал ее досаду уже только тем, что пригласил ее танцевать.

– Улыбнитесь, – сказал он вполголоса.

Она улыбнулась.

Пока они танцевали, он смотрел на нее. Разговаривать было почти невозможно, и они не старались использовать даже имевшиеся возможности. Улыбнувшись, Майра показала свои белые и ровные зубки – одно из главных достоинств ее внешности. При ее очень темных волосах и глазах зубы всегда казались поразительно красивыми. Совсем недавно, подумал он; эта женщина лежала с ним, Теперь это представлялось совершенно нереальным. Она лежала под ним и вспыхивала от его сокровенных прикосновений. Они были кем угодно, только не страстными любовниками, и все-таки оба раза в ней полыхал огонь. Она не знала, что ей делать с этим пламенем, а он ей ничего не объяснил, но все равно – жар остается жаром.

Конечно, он был прав, когда боялся прикоснуться к ней. В этой необычайно благонравной мисс Майре Хейз таится скрытая страстность. За восемь лет Майра мало изменилась, разве только внешне. И теперь он по-прежнему боялся ее близости, хотя и сам толком не понимал природу своего страха. Он пришел на бал, чтобы поговорить с ней, встретиться лицом к лицу, отстоять свои права. Наверное, в этом-то все и дело. Кеннет чувствовал, что в отношениях с Майрой не очень-то поверховодишь. И это его раздражало и тревожило. Он не привык, чтобы ему перечили.

После кадрили гостей пригласили ужинать. Кеннет еще не успел отвести свою даму на ее место рядом с подругой. Он не знал, что кадриль, на которую пригласил Майру, была последним танцем перед ужином. Ведь гости из Данбертона приехали на бал довольно поздно, а в деревне принято расходиться рано – по лондонским меркам, разумеется. Кеннет вопросительно взглянул на Майру и предложил ей руку:

– Пойдемте ужинать?

– Мне не хочется, – ответила она.

– Но вы ведь будете ужинать? – Он склонился над ней – раздражение его росло. Неужели она поставит его в дурацкое положение какой-нибудь неуместной выходкой? – На нас смотрят…

Она приняла предложенную ей руку.

Надо воспользоваться случаем, подумал Кеннет. Если они окажутся за ужином рядом, можно будет без помех поговорить. Они договорятся хоть о чем-то, и договорятся более успешно, чем в то утро после бала. Почти все квадратные столики в столовой были накрыты на четыре персоны, и только два столика у окон предназначались для двоих. Кеннет подвел Майру к одному из этих столиков и усадил. Сам же отправился за угощением. Когда он вернулся с тарелками в руках, оказалось, что чай уже налит.

– Неделя прошла, – начал он, не желая терять ни минуты на светскую болтовню, – а я так и не услышал, что ваша помолвка расторгнута.

– Вот как? – проговорила она.

Кеннет ждал продолжения, но Майра молчала.

– Вы ведь не собираетесь замуж за этого беднягу, верно?

– Нет, не собираюсь. – На щеках ее вспыхнули алые пятна, глаза сверкнули, но она тут же вспомнила, где находится, и усилием воли придала лицу любезное выражение. – Будьте так добры, милорд, не выходите за рамки приличий.