– Пойдемте отсюда! – сказал Лувуа. – Давайте лучше посидим в кафе, и я объясню вам, что такое настоящая живопись!

Луиза тотчас согласилась и так устремилась к выходу, что у нее на шляпке разом затрепетали все цветы. Но Софи слишком устала и предпочла вернуться домой.

На следующий день, снова встретившись с Луизой, она спросила, как поживает Марсьяль Лувуа.

– Он весь вечер мне надоедал своими разговорами про искусство и философию, такая скучища, – ответила Луиза. – Правильно вы поступили, что не остались!

Однако Софи заметила, что начиная с этого дня Луиза стала больше следить за собой, одеваться более продуманно. С наступлением лета в ней явно пробудилось желание нравиться, и навещать Софи она стала куда реже. Луиза, совершенно очевидно, была увлечена, и увлечение это отнимало все ее время. Софи жалела Вавассера, но считала себя не вправе воспитывать преступную жену, читать ей мораль. И вообще Луизина страстишка казалась ей смешной и нелепой рядом с беспредельной тоской, которая с каждым днем все сильнее сжимала ее собственное сердце, стоило только развернуть любую газету. Во всех без исключения – высокопарные отчеты о визите королевы Виктории в Париж, рецензии на концерты в Тюильри или спектакли парижских театров не могли заслонить страшной и отвратительной реальности войны. Время от времени появлялось краткое сообщение о том, что раненых стали успешнее выносить с поля боя или что число погибших с французской стороны незначительно. Разумеется, русским досталось куда сильнее. Захваченные в плен солдаты русской армии признавались в том, что теперь в Севастополе никто не верит в победу. Сражаются и умирают ради чести, ради славы. Взятие Зеленого Холма, сражение на реке Черной, штурм Малахова кургана – за всеми этими банальными обозначениями виделись горы мертвых тел! «Все идет хорошо, все в порядке, мы наступаем», – телеграфировал генерал Пелисье, новый главнокомандующий Восточной армией, военному министру. В иллюстрированных газетах появлялись ужасающие рисунки с изображением рукопашных боев среди похожих на цветную капусту облаков дыма от разорвавшихся снарядов. Зуавам под их фесками рисовали благородные лица, русским – зверские тигриные морды. Внезапно десятого сентября на первой странице «Всемирного вестника» появился текст депеши: «Корабельной и всей южной части Севастополя больше не существует. Враг, видя, что мы прочно заняли Малахов курган, решил отступить, перед тем разрушив и взорвав почти все оборонительные сооружения».

Назавтра взятие Севастополя было подтверждено, и император приказал отслужить в соборе Парижской Богоматери благодарственный молебен, а все парижские театры в этот день дали бесплатные представления. Известие было встречено приливом восторга. Софи решила, что после такой неудачи царь сложит оружие. Мысль о том, что вскоре война закончится, примиряла ее с исступлением обезумевшей от радости толпы. Но сколько времени потребуется французам и русским для того, чтобы забыть о пролитой крови? День 13 сентября был предоставлен для народного веселья. Жюстен с Валентиной отпросились у Софи в город, чтобы отпраздновать победу. Она охотно позволила им уйти, радуясь тому, что может побыть дома одна. За стенами гудела толпа. Вскоре прибежала разрумянившаяся, растрепанная Луиза в измятом платье, рассказала, что была на утреннем представлении в Опере. Один из певцов, стоя на фоне задника с изображением Севастополя, прочел стихотворение, прославлявшее французскую армию.

– Это было так прекрасно! У меня слезы выступили на глаза! Я кричала вместе со всеми! А сегодня вечером будет иллюминация.