Она пыталась разобраться. Индейцы взяли ее в плен, при этом серьезно ранили, но сами же и вылечили ее. Теперь они одели ее в этот красивый наряд, очевидно, приложив немало сил к тому, чтобы подчеркнуть ее красоту. И тем не менее руки ее оставались связанными.
Что это все могло означать? Оррин и Маргарет погибли. А что стало с Тимми и Сюзанной? Она словно почувствовала прикосновение ледяной руки к груди. Господи, только бы дети остались в живых. Ей было известно, что индейцы иногда брали в плен детей, но чаще они их убивали.
Где Кальф? Нашли индейцы его или нет? Он, наверное, остался в повозке. Замерзший, голодный, беспомощный… Его крик мог привлечь к повозке волков и койотов, и тогда…
Эмеральда поежилась. Должен же кто-нибудь из каравана вернуться и найти Кальфа. Хорошо, если бы это случилось вовремя. Слезы вновь подступили к глазам, но она, поморгав, справилась с ними.
Молодая индианка, окунув тоненькую кисточку в краску, искоса взглянула на Эмеральду. В ее взгляде читалась ненависть.
– У вас красиво получается, – сказала Эмеральда, хотя и понимала, что девушка все равно ее не поймет.
Индианка пожала плечами. Эмеральда заметила, что она была хороша собой: высокая и гибкая, с точеной грудью и узкими бедрами. Ее черные волосы блестели, отдавая в синеву, как вороново крыло. У нее был маленький прямой нос и полные губы, смуглые щеки покрывал нежный румянец. Красота ее не имела возраста, ей могло быть и восемнадцать, и двадцать восемь. Она продолжала смотреть на Эмеральду с ненавистью.
Эмеральда вздохнула, попыталась размять затекшие кисти и найти для них такое положение, при котором кожаный ремень меньше врезался бы в кожу. В конце концов безразлично, что думает о ней эта индианка. Ее ничего не должно волновать. Сейчас, когда Маргарет убили и детей Уайлсов, скорее всего, тоже, все казалось мелким и незначительным. Сердце ее сжалось, и на глаза вновь навернулись слезы. Как бы ей хотелось сейчас упасть на этот меховой полог, зарыться в него с головой и дать волю слезам…
– Скажи, как тебя зовут? – спросила Эмеральда, обращаясь к индейской девушке.
Индианка с неприязнью взглянула на нее и пробормотала что-то глубоким гортанным голосом. Этот голос Эмери уже слышала, когда ее привезли в лагерь. Сейчас индианка рассматривала Эмери откровенно и оценивающе.
Эмеральда вспыхнула.
– Ты не хочешь назвать мне своего имени, не хочешь отнестись ко мне по-дружески. Но почему? Разве я что-то тебе сделала? Хотела бы я знать ваш язык.
Индианка бросила на Эмери еще один недружелюбный взгляд и демонстративно отвернулась.
Вдруг с дальнего конца лагеря раздался крик. Эмеральда повернула голову и увидела, как из одного из вигвамов на поляну высыпала дюжина мальчишек. Все они были в штанах из оленьей кожи. И среди них Эмери узнала Перо. Перо! Того самого, кого Оррин хотел сделать своим рабом, но Тимми помог ему бежать, и вот он дома. Но не значит ли это, что индейцы все время следовали за караваном и только ждали случая, чтобы поквитаться?..
Эмери смотрела на Перо. Даже издали на спине его были видны красные рубцы от кнута и шрамы, оставшиеся на боку после того, как мальчика протащило за повозкой по каменистой земле. Неудивительно, что индейцы решили отомстить.
Из вигвама вышел еще один мальчик. Он был бледнее остальных и передвигался странной подпрыгивающей походкой.
– Тимми! – Эмеральда подалась вперед, радостно вскрикнув. «Он спасся! Он остался в живых! Может, и Сюзанну тоже захватили в плен?» – Господи, сделай так, чтобы и Сюзанна, и Кальф были живы, – прошептала Эмеральда. – Тимми, – позвала она мальчика. – Это я, Эмеральда.
Тимми остановился. Его худенькое тело застыло в напряжении. Она видела, как он огляделся, услышав знакомый голос. |