Кейт улыбнулась, превозмогая боль.

– Она придет. – Кейт погладила его по щеке, заставила взглянуть ей в глаза. – Ты должен присмотреть за ней… потом.

– Не говори так, – прошептал он.

– Она не такая сильная, какой хочет казаться. Ты это знаешь. Обещай мне.

Джонни закрыл глаза. Все эти годы после смерти жены он старался изо всех сил, чтобы преодолеть горе и создать для своей семьи новую жизнь. Он не хотел вспоминать тот ужасный год, но разве это возможно, особенно теперь?

С той самой секунды, когда Талли вошла в его обшарпанный кабинет, Джонни был буквально загипнотизирован ею. Ей исполнилось всего двадцать, и она была полна страсти и огня. Она хотела получить работу на небольшой телестудии, которой он тогда руководил. Джонни думал, что влюбился в нее, но это была не любовь, а что-то иное. Скорее, волшебные чары. Она была ярче и живее всех, с кем ему приходилось встречаться. Стоя рядом с ней, ты чувствовал себя так, словно после нескольких месяцев пребывания в темноте вдруг оказался на солнце. Джонни сразу понял, что она добьется своего и станет известной.

Когда Талли познакомила его со своей лучшей подругой, Кейт Муларки, которая рядом с ней выглядела серой мышкой, мусором, плывущим на гребне волны Талли, он почти не обратил на нее внимания. И только через несколько лет, когда Кейти осмелилась поцеловать его, в глазах этой женщины Джонни увидел свое будущее. Он помнил, как они впервые занимались любовью. Они были молоды – ему тридцать, ей двадцать пять – но невинной была только Кейти. «Так бывает всегда?» – тихо спросила она его тогда.

Любовь пришла к нему неожиданно, Джонни был к ней совсем не готов. «Нет, – даже тогда он не мог лгать ей. – Не всегда».

Поженившись, они издалека наблюдали за стремительной карьерой Талли на ниве тележурналистики, но, несмотря на то что их жизненные пути разошлись, женщины оставались близкими, как сестры. Они почти ежедневно звонили друг другу, и Талли приезжала к ним чуть ли не каждые выходные. Когда Талли отказалась от работы в телесетях и вернулась из Нью-Йорка в Сиэтл, чтобы сделать собственное ток-шоу, то попросила Джонни стать продюсером передачи. Это были счастливые годы. Успешные годы. Пока рак и смерть Кейти не разбили все вдребезги.

Теперь Джонни не мог удержаться от воспоминаний. Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Он знал, когда все начало разваливаться.

На похоронах Кейт, почти четыре года назад. В октябре 2006-го. Он и Талли сидели рядом в первом ряду в церкви Святой Сесилии…

Напряженные, с затуманенными глазами, остро переживающие происходящее. Много лет они приходили в эту церковь, на ночную Рождественскую мессу и на Пасхальную службу, но теперь все было иначе. Золоченые украшения сменили белые лилии. Воздух в церкви был густым и сладким от их аромата.

Джонни сидел прямо, развернув плечи, – сказывалась выправка морского пехотинца. Он должен быть сильным, ради детей – их детей, ее детей. Он обещал это умирающей Кейт, но выполнить обещание будет трудно – он уже теперь понимал это. Рядом с ним сидела шестнадцатилетняя Мара – спина прямая и напряженная, руки на коленях. Уже много часов, а может, и дней она не смотрела на него. Джонни понимал, что должен перекинуть мост через расширяющуюся трещину, должен достучаться до дочери, но при взгляде на нее запаниковал. Он сидел, чувствуя, как подступают к глазам слезы, и твердил себе: «Не плачь. Будь сильным».

Джонни совершил ошибку, повернув голову налево, где стоял пюпитр с большой фотографией Кейт. Молодая женщина была запечатлена на пляже рядом с их домом на острове Бейнбридж – волосы развеваются на ветру. Улыбка яркая, как маяк в ночи, руки широко раскинуты навстречу троим детям, бегущим к ней. Кейт попросила его найти эту фотографию в одну из ночей, когда они лежали в постели, крепко обнявшись.