— Он спросил меня, останусь ли я на своем месте, я согласилась. Я ведь свое дело всегда хорошо вела. Не много, однако, я понимала…

— А что происходит, когда он здесь? — спросила я.

— Мистер Мильнер? Ну, например, он приглашает на обед друзей. И они заходят в сокровищницу как ни в чем не бывало. Беседуют. О делах, о чем еще беседовать деловым людям! Но все это совсем не то, чего ожидали мы, я и мистер Каттервик.

Я тут же поинтересовалась:

— А что вам мешает уйти отсюда и найти дом, в котором живет Семья, причем никто из ее членов не проигрывает состояние.

— Ну нет, я решила жить здесь, потому что я привыкла жить именно здесь! К тому же, дело облегчается тем, что… хвала Богу, он же не все время здесь.

— О чем вы подумали, когда впервые увидели его? — спросила я.

— О чем? Да о том, что он отличается…

— Отличается от кого?

— Да практически от любого, о ком бы вы ни подумали. А потом все эти сокровища и его род занятий. Что-то там не так, мне кажется. Странный бизнес. И странные люди, которые его окружают. Мы с мистером Каттервиком, впрочем, привыкли к этой публике…

— Он когда-нибудь разговаривает с вами? Она склонила голову набок и затем изрекла:

— Он единственный, кто никогда не приходил на кухню и не давал меню, как это принято в нормальном доме.

— А когда он приедет на этот раз, миссис Коуч?

— Он не из тех, кто информирует заранее.

— Возможно, он хочет приехать неожиданно и увидеть, чем вы все тут занимаетесь.

— Я не стала бы думать о нем так плохо.

Вот так мы и беседовали, и я все время старалась увести ее от Семьи, переключая разговор на нынешнего владельца усадьбы.

В день Рождества сначала подали утку, за ней последовал пудинг, торжественно доставленный на стол самим мистером Каттервиком. Пудинг был объят мистическими огненными языками горящего бренди, за которыми с любовным восторгом наблюдала миссис Коуч. На почетных местах на одном и другом концах стола сидела мама и мистер Каттервик. А вокруг стола собрались все слуги с семьями.

В куске пудинга мне досталась шестипенсовая монетка, а стало быть, и три желания, которые должны были исполниться. Одно перевешивало. Я очень желала себе увидеть мистера Мильнера до того момента, когда мне надо будет возвращаться в школу; вторым желанием было побывать в сокровищнице и третьим, чтобы мама и я продолжали бы жить в усадьбе Роланд.

Я поймала себя на мысли, что если бы папа был здесь, то нынешнее Рождество было бы самым лучшим во все времена, но, естественно, я понимала, что, будь он жив, нас здесь не было бы.

После торжественного обеда каждый должен был что-то «изобразить». Миновала сия чаша маму и мистера Каттервика, которых спасло их высокое положение, и миссис Коуч, от которой тоже не решились требовать чего-нибудь, учитывая ее параметры. Были исполнены песни, кто-то декламировал, некоторые решились на несколько танцевальных па, один из садовников играл в дуэте с сыном на скрипке. Я продекламировала «Гибель Вечерней звезды», миссис Коуч вторила мне шепотом. Я читала так великолепно, что у нее в глазах блестели слезы.

Мама попросила меня подняться наверх и принести ее шаль. Как только я вышла из шумной комнаты и закрыла дверь, за которой остались свет и веселье, у меня появилось чувство, что тихий дом сомкнулся вокруг меня. Я поднялась по лестнице и вдруг явственно ощутила, как меня окутывает сверхъестественно холодное нечто. Предчувствие чего-то охватило меня. Та теплая людская, где продолжался праздник, казалась мне целым миром, от которого я ушла. Поддавшись необъяснимой панике, я взлетела по оставшимся ступеням, отыскала в комнате мамы шаль и собралась бежать назад.