Силы та влага чудодейственная вернула; готовы люди за свободу свою до последнего биться; ну а татарам, со стен велят вовсвоясе убираться; все равно - ничего, кроме пепелищ они не получат...

В ярости велит хан татарский привести к себе Святополка и Юрия:

- Ну, изменники, велю вас сейчас зарубить!

Трясутся от страха Святополк и Юрий; сами бледные, от злобы иссушенные, с глазами воспаленными; забыли о чести своей, обо всем забыли, кроме того, как бы шкуру свою спасти. Ползают в ногах у хана, друг друга отталкивают, дабы ноги его облобызать; наперебой бормочут:

- Это все моя сестра: она злодейка-колдунья!...

- Не знал я, что она, нечистая, тучами повелевать умеет!..

- Прости меня, владыка; что угодно исполню!

- Дай нож - убью чародейку!..

- Отец ее - мой отец, а вот мать - дьяволица!

- Ах, вы, шайтаны! - брезгливо отпихивал их ногой хан.

- Не вели, казнить! - вопят предатели.

- Есть замысел у меня!

- И у меня замысел!

- Отпусти меня во град: пусть приду во рванье, да окровавленный; скажу, что дрались до последнего, но пали наши города.

- Да: поверит, пустит нас отец; мы же момент улучим, да ворота тебе, владыка откроем!

- Ты только награди меня!

- Нет меня!

Сморщился от отвращенья хан; уж собрался казнить подлецов, да тут подумал, что все ж, если сослужат они службу - меньше крови прольется.

- Ладно, получите награду по делам вашим!.. А ну-ка, воины мои, отделайте их так, чтоб поверил князь, что последними из градов павших они к нему прорвались!

Опять ползают на коленях Святополк с Юрием; ханскую ногу поцеловать хотят, он же отталкивал их.

- Не надо нас бить, а то у нас сил ворота открыть не останется!

- Изорвите им одежды, тела до крови изрежьте, но чтоб не было опасно для их жизни!

Трясется Святополк, трясется Игорь; смотреть на них страшно, того и гляди на части, от страха рассыплются: уж и слова вымолвить не могут.

В тот же день, уже на закате, пробрались они к городским воротам, стонут:

- Впустите нас скорее, за нами погоня!

Глянули охранники - что за чудо: сыны княжеские да такие, что и не узнать: ладно - лохмотья, ладно - кровь; самое жуть - лица их. Нечеловеческие - темные, словно изнутри выжженные; глаза кровавые, стоят трясутся, да еще шипят что-то...

Скорее впустили их воины, к князю ведут.

Князь от усталости весь исхудал; заботами народа своего мучимый уж несколько ночей глаз не смыкал - нахмурился, своих сынов увидев.

- Ну рассказывайте - почто города свои оставили!

Лгунами искусными были братья, а чтобы шкуру свою спасти - искренно рассказали, как бились до последнего, как единственными в градах своих остались; как с боем прорывались на помощь к отцу своему...

Но не верил им старый князь - ибо был он человеком мудрым.

Велел он им идти спать; а сидит думает; а в уголке все это время Ольга сидела, пряла: вот платочек какой-то спряла, в карман положила и молвит:

- Почему ты опечалился так, батюшка, сынов своих; братьев моих - живыми увидев. Разве не видишь - героями они вернулись!

- Ах, доченька! Чисто сердце твое, не знаешь ты на что сердце подлое способна! Не знаешь, как дьявольская ложь все исказить может!

- Батюшка, неужто ты что на братцев моих подумал!

- Да, подумал. - тихо князь вымолвил. - Вот велю гонца на лучшем коне послать! Вдруг прорвется, через заслоны вражьи - принесет весть; впрямь ли города сынов пали!

- Разреши мне, батюшка, ласточкой слетать. Весть принести, что нет лжи в устах братьев моих!

- Доченька, да ты, ведь, только недавно очнулась!

- Что же делать, батюшка, что же делать - все мы устали; но мне уж, знаю, не заснуть. - и тихонько добавила. - Только раз, да навечно... а уж перед вечным сном - пободрствую.

- Ну лети, доченька! - князь вздыхает.