Ульман слегка нахмурился, но пренебрег замечанием.

— Отель оказался не по средствам мистеру Уотсону, и в 1915 году он продал его. Отель продавали в тысяча девятьсот двадцать втором, двадцать девятом, тридцать первом годах. Он пустовал до конца второй мировой войны, пока его не купил и основательно не обновил Хорейс Дервент, изобретатель-миллионер, пилот, кинопродюсер и антрепренер.

— Фамилия мне знакома, — заметил Джек.

— Все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Но не отель «Оверлук»! Дервент, вбухал сюда миллионы, прежде чем развалина превратилась в современный модный курорт и здесь появился первый отдыхающий. Именно Дервент обустроил площадку для игры в роук, которой, как я заметил, вы любовались, когда приехали сюда.

— Роук — что это такое?

— Британская разновидность нашего крокета, ныне совсем вырождающегося. Дервент научился роуку у своего секретаря и влюбился в эту игру. У нас теперь лучший в Америке роуковый корт.

— Не сомневаюсь, — сказал Джек серьезно. Роуковый корт в окружении кустов с художественной стрижкой в форме зверей. Чего тут еще они навыдумывали? Он почувствовал утомление от Ульмана, но понимал, что тот еще не выговорился и не остановится, пока не выговорится до конца, до последнего словечка.

— Потратив три миллиона, Дервент продал отель неким калифорнийским дельцам, но и им не повезло. В 1970 году они продали его группе предпринимателей во главе с Шокли, и он поручил управление отелем мне. Первые годы мы тоже работали себе в убыток. Но, к счастью, доверие ко мне нынешних владельцев не поколебалось, и вот прошлый год закончен с равным сальдо, а в текущем году впервые за семьдесят лет уже получена прибыль.

Что ж, этот суетливый человек вправе гордиться собой, подумал Джек, но первоначальная волна неприязни накатила снова, и он сказал:

— Не вижу, мистер Ульман, никакой связи между красочной историей отеля «Оверлук» и вашей убежденностью, что я непригоден к службе в нем.

— Одной из причин, почему отель терял свою популярность, было отсутствие ухода за ним зимой. Это сказывалось на прибылях больше, чем вы полагаете, мистер Торранс. Зимы здесь очень суровые. Чтобы решить проблему, я учредил на зиму должность смотрителя, который должен заниматься котельной, отоплением, устранять неполадки, производить ремонт оборудования и вообще следить за порядком. Прошлой зимой я нанял работника с семьей, и произошла трагедия — ужасная трагедия.

Ульман бросил на Джека холодный оценивающий взгляд.

— Признаюсь, я совершил ошибку. Этот тип оказался пьяницей.

Джек почувствовал, как его рот расползается в медленной дурацкой ухмылке, совершенно не похожей на любезную улыбку воспитанного человека.

— Вот как?! Удивляюсь, что Эл не сообщил вам… Я завязал…

— Да, мистер Шокли сказал, что вы больше не пьете. Он сообщил мне и о вашей прошлой работе, о вашей, скажем так, ответственной должности — вы преподавали английский язык в Вермонтской подготовительной школе. Вы потеряли над собой контроль, не будем уточнять, что это значит. Но у меня есть основание полагать, что дело Грейди имеет прямое отношение и к вашему случаю. Вот почему я был вынужден упомянуть о вашем, так сказать, прошлом. Зимой 1970–71 года, после реорганизации отеля, я нанял этого несчастного молодого человека по имени Дельберт Грейди. У него были жена и две дочери, они поселились в квартире, которая будет служить жилищем и для вас. У меня были опасения на его счет — все-таки здесь слишком суровая и долгая зима и отель оторван от остального мира пять-шесть месяцев.

— Оторван? Но не совсем же! Здесь есть телефон и, вероятно, радиопередатчик. Отель находится не так далеко от Национального парка в Скалистых горах, и, конечно же, такая большая территория не может обходиться без одного-двух вертолетов.