— Вы знаете, что случилось? — быстро спросил он.

— Масса событий.

Я почувствовал, как его пальцы впиваются в мою руку.

— Я говорю о старом Джонсоне. Он умер сегодня вечером. Вернее, вчера вечером.

— Мне только что сообщил об этом Форест. Будет вскрытие?

— Не вижу для этого никаких оснований. По словам врача, его сердце просто перестало биться. Эллен согласна с этим.

— Она, наверное, почувствовала облегчение?

Его лицо напряглось.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего особенного. Вы же юрист, так что прекрасно понимаете меня. Человек серьезно болен, всем известно, что малейшее волнение может его погубить. Происходит крайне тяжелый случай — похищение единственного ребенка. Человек умирает. Возникает вопрос: имело ли здесь место убийство? Вот вы как адвокат и ответьте на этот вопрос.

— Хотите знать мое мнение? Оно неоднозначно, Происшедшее можно рассматривать как убийство. С другой стороны…

— Благодарю. Теперь вторая проблема: Форест сказал мне, что в 1946 году вы донесли на Кэрри Сноу, обвинив его в дезертирстве. Скажите, может ли человек, поступивший подобным образом, начисто забыть об этом?

— Вы считаете меня лжецом?

— Отнюдь… Но я считаю, что ваша память… ну, скажем, эластична. Вам пора о ней позаботиться.

— Достаточно, Кросс. За кого, собственно, вы себя принимаете?

— За Диогена. У меня комплекс Диогена — я ищу человека. А у вас есть комплексы?

— Эдипов, — объявила появившаяся в дверях Эллеи Джонсон. — Мы как раз говорили об этом с Ларри перед вашим приходом. Для Ларри Абель был типом отца. Теперь, когда бедного Абеля не стало, Ларри очень хочет убедиться, что я тоже представляю собой определенный тип, тип матери. Вы ведь это хотели сказать, Ларри?

— Вы не теряете времени, Зейфель, — заметил я.

— Убирайтесь к дьяволу! — крикнул он.

Я увидел, как он поднял кулак, и успел, схватив его за запястье, вывернуть ему руку назад.

— Вы просто до невозможности ребячливы, Зейфель! Когда вы повзрослеете? Ну к чему приведет эта ваша демонстрация силы?

— Отпустите меня и вы увидите, какой я ребенок! — воскликнул он. — Вы будете лежать в пыли и грызть от бессилия свои грязные ногти!

Продолжая кричать, он старался вырваться, и на глазах его выступили слезы ярости. Быть униженным на глазах любимой женщины — это непереносимо для любого мужчины.

Эллен подошла к нему и положила руку на плечо.

— Успокойтесь, Ларри. Если вы будете продолжать в таком же духе, я попрошу вас удалиться.

Он перестал вырываться, как только почувствовал ее прикосновение, но мускулы его не расслабились. Я выпустил его. Ларри повернулся к Эллен, дрожа от ярости.

— Вы не слышали, что он сказал?

— Что именно?

Она была спокойна. Может быть, слишком спокойна. Ее красота в эту ночь казалась особенной. Я заметил несколько морщинок у нее на лбу и темные круги под глазами.

— Он фактически чуть ли не обвиняет вас в убийстве мужа, а меня — в предательстве.

— В самом деле? — спросила она, подняв брови и повернувшись всем корпусом ко мне.

— Ларри выдумывает. Форест, этот сотрудник ФБР, сказал, что смерть вашего мужа можно рассматривать как невольное убийство. Я же спросил адвоката Зейфеля, считает ли он, что похитители являются по сути убийцами.

— Я не вижу здесь ничего, что бы имело отношение ко мне.

— Я тоже.