Мне так жаль, Сибилла…
— Мне тоже, — горько улыбнулась девушка. — И когда-нибудь, уж поверь, сюда придет красивая юная добрая девушка, которой Генри печально поведает, что его первая жена, Теана, трагически погибла на третий день после свадьбы. И ей тоже… будет. Очень. Жаль.
Отчеканив последние слова, Сибилла неопределенно махнула рукой, будто прощаясь и, пошатываясь, побрела к себе. Я с трудом сделала несколько шагов к лестнице. Вдруг поняла, что если не выйду на воздух, то мне просто не хватит кислорода. Голова кружилась то ли от недостатка кислорода, то ли от свалившихся на нее откровений.
Прямо в свадебном платье, придерживая подол дрожащими руками, я неслышно выскользнула из дома и вдохнула ночной свежий воздух. На небе лукаво мерцали звезды, словно издеваясь, подмигивали девочке, у которой рухнул весь мир. Я торопливо шла по тропинке в глубь сада, боясь, что кто-нибудь в доме некстати выглянет в окно и заметит беглянку. А потом, когда впереди показались ворота, сорвалась на бег. Роскошный сад с кованой изгородью вдруг показался клеткой, а дом — я обернулась взглянуть на него — мрачной тюрьмой. Глаза сами безошибочно нашли окно Габриэла и — может, мне всего лишь показалось, но я отчетливо увидела в окне красные отблески колдовских свечей.
По телу прошла новая волна дрожи. Обрывочные, туманные воспоминания накатили, как и всегда, не вовремя. Я помню, как напряженно вслушивалась в звуки в доме, мне так и не удалось уснуть даже после того, как крики родителей навсегда затихли. Дом вскоре наполнился звуками, я снова было испугалась, но различила в мешанине голосов свою фамилию и поняла, что спасена. Ни до, ни после, я не рыдала и не стучала с таким отчаянием по тонкой перегородке, умоляя выпустить меня на свободу. И я совсем не помню, как взломали потайную дверь, за которой меня прятали, и офицеры вдвоем вытаскивали меня, чтобы отвезти в госпиталь.
Зато я отчетливо помню огарки красных свечей, разбросанные по дому. Они отлично сочетались с потеками крови… Габриэлу бы наверняка понравилось.
Я бродила по ночным улицам несколько часов, в конце которых признала, что у меня началась настоящая истерика. Я то смеялась, то принималась плакать. В платье было холодно, а лицо почему-то горело. Сама не заметила, как дошла до набережной и без сил опустилась на скамейку.
Что мне теперь делать? Как спасти Генри? Можно ли вообще спасти того, кто принял магию, кто от природы получил проклятый дар?
Я задумчиво смотрела на брачный браслет, приковавший меня к Гримвеллам. Я клялась довериться им. Клялась быть частью семьи, но как понять, что это значит? Быть частью — закрыть глаза на преступления? Или быть частью — и попытаться спасти тех, кто не заслуживает хоронить любимых на заднем дворе дома?
— И какие же философские вопросы могут занимать счастливую невесту в первую брачную ночь? — услышала я за спиной.
Резко обернулась — и увидела мужчину. Его скрывала ночная тьма, но слабый свет фонаря грубо обрисовывал черты, в которых я без труда узнала незнакомца, поймавшего мой букет и сделавшего жуткое предостережение.
Харальд Лотнер.
— Что вы здесь делаете? — чуть резче, чем собиралась, спросила я. — Вы следили за мной?
— Я знал, что вы придете сюда. Вода успокаивает вас, Теана Морнингблум. Или… Теана Гримвелл.
— Кто вы такой?
— Я ведь представлялся, — с легкой улыбкой ответил мужчина.
— Но я спрашиваю не имя. Кто вы такой?
— Законник. Начальник отдела по противодействию колдовству.
Сердце пропустило удар, я изменилась в лице и тем самым выдала себя с головой. Что он знал? Следил за Гримвеллами?
— Вы меня изучали! — догадалась я. |