– Она пристроила ребенка и ушла. Я не могу себе представить, что это можно сделать так просто и спокойно. Она чего-то недоговаривает. Вы, кажется, рассматриваете ее как возможную соучастницу в убийстве?
– Я этого не исключаю. – Больше Ева не хотела говорить на эту тему, опасаясь, что ее собственные чувства выплеснутся наружу. – Возвращайся в гостиницу и посмотри, какого числа Карвелл прибыла туда и зарегистрировалась, делала ли она заказ заранее и на какое число запланировала отъезд.
– Хорошо. – Вздохнув с облегчением, Пибоди выскочила на свежий воздух.
В голове у Евы стучали молоточки с того самого момента, как она услышала этот вопрос. А если выбора нет? Что тогда? Есть еще один вопрос: «Какой отец может лечь в постель с собственной дочерью?» Но на этот вопрос у нее был ответ. Она знала этот тип мужчин. У нее в ушах до сих пор звучал его горячий сладкий шепот, его мерзкое дыхание разрывает ей легкие… Ева резко выдохнула, чтобы освободиться от него. «А как же мать?» – спросила она себя и вытерла мокрые от пота ладони о брюки. Что делала ее мать? Наверняка она тогда не считала, что лучшая часть ее жизни шевелится у нее в животе! Ева посмотрела на окна Анны Карвелл, за которыми та сидела со своим кувшинчиком шоколада и призраками. Очевидно, Пибоди права. Трудно поверить, что все было так просто. Там определенно было много больше всего. Особенно чувств и переживаний. Там должно было быть много больше человеческой трагедии.
Большинство нормальных разумных живых существ инстинктивно защищают свое дитя, беззащитного ребенка. А необходимость защищать другого взрослого человека вытекает из долга. Или любви…
– Она платит чеками. Позвонила вчера после шести и зарезервировала номер. Приехала в отель вскоре после восьми. Планировала отъезд на завтра, но обратилась за продлением пребывания в гостинице.
– Мать, отец, преданный друг… – бормотала Ева. – Давай вернемся к ребенку.
– К Карли? Нам придется ехать через весь город. Может быть, мы остановимся где-нибудь выпить чашечку шоколада?
– То, что они продают в городских барах под видом шоколада, – просто помои.
– Да, но это шоколадные помои! – Пибоди старалась смотреть на начальницу просящим жалобным взглядом. – Мы не позволим им дать нам какую-нибудь гадость.
– А может быть, ты еще хочешь печенье или маленьких пирожных?
– Было бы неплохо. Спасибо, что напомнили.
– Это был сарказм, Пибоди.
– Да, сэр. Я поняла. Ответ – тоже.
Смех, как всегда, разрядил ситуацию, и Ева остановилась около одного из баров, ожидая, пока ее помощница заправится.
– Вы знаете, я изо всех сил стараюсь ограничить себя в этих сладостях. Но… – Пибоди сунула руку в пакетик с печеньем. – Непонятно, но Макнаб не считает меня толстушкой. А ведь когда парень видит тебя голой, он сразу обнаруживает, где у тебя излишки.
– Пибоди, с чего ты взяла, что я хочу выслушивать рассказ о том, какой Макнаб тебя находит в голом виде?
Пибоди уткнулась в пакет с печеньем.
– Я сказала просто так. Вы ведь и так знаете, что мы занимаемся сексом, и можете легко прийти к заключению, что мы делаем это в голом виде. Вы ведь наш лучший детектив, а это проявляется во всем.
– Пибоди, согласно званию и должности ты можешь отвечать на сарказм сарказмом – в редких случаях и благодаря моему исключительно хорошему характеру. Но тебе никто не позволял делать это первой. Дай мне это чертово печенье!
– Это кокосовый хворост. |