|
Теперь все спорят! Кто говорит, что вы поступили как честный рыцарь, поборник справедливости. Кто утверждает, что вы могли бы и сами разобраться со своим подчиненным, вместо того чтоб собственноручно отдавать его палачу. А иные твердят, что вам вообще требовалось проявить великодушие и отказаться от погони, как лицу заинтересованному. Мнений много… Я отодвинул тарелку. Есть расхотелось. Ах, черт! До чего же все нескладно! Самое обидное, что девчонка во многом права, и те, кто меня осуждает, тоже. Я не имел права так поступать с бедным Бульдозером. Чего бы он ни натворил — он мой друг. Надо сейчас же сбегать во дворец и разобраться с этим делом. Законы законами, но не думаю, что князь мне откажет. Злобыня и обман — суть вещи несовместимые. Вот с принцессой, возможно, придется потуже. Чего у нее сроду не было, так это хоть капли здравого рассудка. Зато прочих жидкостей в избытке, особенно слюны и желчи. — Лия, Вероника — все за мной! У нас срочное дело к Ее Высочеству Лионе. — Милорд! — решительно загородила дверь суровая практикантка. — На улицах неспокойно. Вас уже пытались убить. В такой толпе любой наемник запустит вам шило в бок. — Бульдозер мне дороже! — Я подхватил Меч Без Имени, но внизу раздался голос служанки: — Госпожа Лия! Тут нарочный от князя к господину ландграфу. Мы спустились в гостиную. Там стоял запыхавшийся ратник из дружины Злобыни. Судя по его глазам, случилось непоправимое. — Седлай коня, ландграф. Меня князь тайком послал. Парня твоего на казнь ведут! — Что?! — заорали мы все хором. — Дело то, вишь какое, политическое! Народ требует казнить убийцу, а все видели, кто убил. Лиона говорит, дескать, надо бросить кость собакам. Князь и рад помочь, да нечем. Покушение на короля! Не хухры мухры. Тут уж бедолаге башку с плеч и срубят! — Это конец, милорд, — еле слышно прошептала Лия. — Его не спасет даже вмешательство церкви. — Лорд Скиминок, не делайте такое страшное лицо! — взмолилась Вероника. — Вы ведь не можете отбить его при всех у стражи, войска, рыцарства, народа и праведного суда. — И в голову не бери! — поддержал русич. — Но долг твой — проводить друга в путь последний. — Я ландграф?!! — Как от моего рева стекла не вылетели, ума не приложу. В шумной зале повисла такая тишина… Все пригнулись. — Ландграф, — пискнула Лия. — Тогда — по коням. Как мы скакали! Ветер резал легкие, кровь стучала в виски, а стук копыт торопил бешеный ритм сердца. Казалось, все мысли слились в одно короткое имя — Жан! Жан, Жан, Жан… Я не дам им его казнить. Мне плевать на их законы. Бульдозер был заколдован, он ни в чем не виноват. Я никому не позволю. За моей спиной сидела Лия, безостановочно повторяя: — Ну, наконец то. Вот оно и началось. Вы ведь им покажете? Покажете, да?! Ратник держался слева на полкорпуса впереди, тоже ворча что то вроде: — Вот и ладушки! А то что ж… Так нельзя! Иначе что ж… Юная ведьма неслась на помеле чуть позади, завывая не хуже чукотского шамана на генеральной репетиции. В комплексе все это создавало эффект решительной оперативной группы, летящей по вызову с включенной сиреной. Прохожие привычно уворачивались из под копыт, но пробиться к дворцовой площади верхами не удалось — слишком много народу там набилось. Сейчас я вспоминаю свое поведение с чувством глубокого стыда. Обычно такое хамство мне не свойственно. Мы пробивались через ряды горожан, ни разу не унизившись до просьбы пропустить. Русич охотно раздавал оплеухи всем, кто лишь дерзал возмущаться, а от моего зверского лица народ просто шарахался. Когда мы прорвались к эшафоту, окруженному двойным кольцом бронированной гвардии, главный судья дочитывал приговор, широкоплечий палач поигрывал топором, а мой оруженосец уже стоял на коленях перед плахой. |
